Наконец, в-четвертых, Карфаген обладал мощной армией, с которой не могли сравниваться военные силы городов исторического Ханаана. Карфаген отказался от народного ополчения в пользу наемных войск, а также отрядов насильственно мобилизованных ливийцев. Естественно, боевой дух такой армии должен был подпитываться либо возможностью ограбления побежденного врага, либо чрезвычайно жесткой, можно сказать, палочной дисциплиной. А точнее, сочетанием первого и второго. Но недостаток боевого духа отчасти компенсировался наличием в армии большого количества боевых (осадных) машин и традиционного для ханаанейцев мощного флота. Страна купцов, корабелов и мореходов в этом смысле имела постоянный ресурс для пополнения военно-морских сил.
Апофеоз Ханаана
Карфаген был экономической сверхдержавой современного ему мира. Основу его экономики составляла посредническая торговля. Карфагеняне приобретали и перепродавали слоновую кость, золото, серебро, олово, медь, свинец, железо, лен, шерсть, драгоценные камни. Учреждали, где могли, таможни и обогащались от таможенных пошлин с иноземных купцов.
Более того, интересами торговли весьма часто диктовался внешнеполитический курс. Поскольку правительство Карфагенской державы было сформировано из крупнейших магнатов, то дипломатия и военная деятельность государства были фактически подчинены коммерческим интересам этих богачей. Нам, людям XXI века, нетрудно представить механизмы власти древнего Карфагена, зная, как под давлением капитала принимаются политические решения в сегодняшнем мире вообще и в США в частности.
Карфагенское государство, находившееся в руках олигархов, стремилось всеми силами обеспечить им монополию, запрещая иностранцам торговлю с целыми регионами Средиземноморья, не брезгуя терроризмом и пиратством. По словам Ю. Циркина, такими «заповедными» зонами были «Сардиния и подчиненные карфагенянам районы Испании и Африки. Этой же цели пунийцы добивались, распуская заведомо неверные слухи о страшных опасностях, чудищах и мелях, не дающих возможности плавать в океанских водах. В других же случаях, там, где они считали это нужным, карфагенские власти разрешали свободную торговлю, как в самом Карфагене, Эбесе и карфагенской Сицилии. Таким образом, карфагенское правительство проводило целенаправленную торговую политику. Обычно в торговых целях оно даже снаряжало специальные экспедиции»[102].
Если Карл Маркс уподоблял карфагенян средневековым евреям, то современные исследователи обычно сопоставляют карфагенскую державу с Венецианской республикой. И та и другая управлялась олигархами, в руках которых скапливались нажитые торговлей огромные богатства и которые для борьбы с внешними угрозами прибегали к помощи наемников.
Эту аналогию можно продолжить. Карфагенское правительство вело довольно сложную финансовую политику, напоминающую финансовые операции современных государств. По мнению Теодора Моммзена, «государственное хозяйство достигло в Карфагене такой степени развития, что возникали планы государственных займов в современном смысле этого слова и в обращении были денежные знаки, соответствующие нынешним ассигнациям, вовсе не известные в других государствах древней Европы. Государственные доходы были громадны, и, при всей продажности и недобросовестности администрации, их с избытком хватало на текущие расходы… Можно сказать положительно, что если бы задачи государства сводились только к управлению финансами, то нигде и никогда они не были разрешены лучше, чем в Карфагене»[103].
Еще одним столпом карфагенской экономики стала масштабная работорговля. Ханаанская цивилизация в целом была больна тем, что приучилась извлекать большие прибыли из продажи и перепродажи на международном рынке «живого товара». Одних рабов карфагеняне получали в результате войн, других захватывали в ходе целенаправленных пиратских рейдов, а также выменивали их среди племен, живущих в африканских владениях Карфагена. Часть рабов отправлялась на флот гребцами, иная часть обслуживала нужды разного рода производств, прочие же отправлялись на работорговые рынки.
Историк Л. Ельницкий, в частности, сообщает: «Пиратствуя на морях и поддерживая интенсивные сношения с пунийцами, этруски должны были завозить в Италию заморских рабов, в частности африканских негров, экзотической внешностью импонировавших изнеженному и извращенному вкусу этрусских аристократов. И действительно, изображения негров нередки на этрусских вазах, например, на знаменитой церетанской гидрии с изображением Геракла у египетского царя Бусириса»[104].
Морской разбой принял у карфагенян вид масштабной, хорошо продуманной системы. По берегам Западного Средиземноморья выросла сеть их баз, использовавшихся в равной степени для торговых экспедиций и разбойничьих набегов. Их не волновал цвет кожи: брали как черный, так и белый «живой товар».
Исследователь пиратства Х. Нойкирхен замечает высокую степень сноровки, наработанной карфагенянами в этом грязном деле. По его словам, для поимки будущих рабов пунийцы «применяли весьма хитроумный способ. Разложив украшения и яркие ткани, они сначала выманивали на берег, а потом завлекали на корабли женщин и девушек. Заполучив на борт свою добычу, они снимались с якоря и выходили в открытое море, уничтожив предварительно или оттолкнув от берега туземные лодки»[105].
Естественно, с такой нравственной неразборчивостью карфагеняне должны были заработать самые скверные отзывы от соседних народов и заработали их в полной мере. Если эллины считали карфагенян властолюбцами и стяжателями, то римляне смотрели на пунийцев как на вероломных и безжалостных. «Мрачные, злобные, – писал Плутарх, – они покорны своим правителям, невыносимы для своих подданных, бесчестнейшие в страхе, дичайшие во гневе, они упорно отстаивают любые свои решения; грубые, они не восприимчивы к шуткам и тонкостям»[106].
Подобные мнения подогревались бесчеловечной религией карфагенян и, в неменьшей степени, их буйной развращенностью. Собственно, Карфаген в этом был в полной мере Ханааном. Пантеон божеств, которым поклонялись пунийцы, широко распространенные обряды и ритуалы их религии, жестокость и оргиастичность, присущая конфессиональному быту Карфагена, – все это уходит корнями в землю Ханаана.
