пискнула я.
— Бельчонок. — смеясь зарычал Ветров.
— Я не проверяла, но если все остальные так говорят, то наверно правда. — выворачивалась я из рук Ромы, который щипал меня то за левый бок, то за правый.
— Все, Богданова, с меня коктейль. — просиял Ильин.
— Только безалкогольный. — добавила я.
— Чего так? — поинтересовался Ян.
— О, Катюха, смешная, когда выпьет! — хитро улыбаясь мне сказал Стас.
— Ага, дурная совсем. — огорошила всех Настя.
— Можно подробности? Поточнее? — оживились все присутствующие в випке. А я смутилась и строго взглянула на свидетелей моих пьяных шалостей.
— Танцы на столе и шест — самое безобидное. Правда, Катюха? — дразнил меня Стас. — Мы ж можем и драку устроить или горлышком бутылки бугаю руку разрезать. Караоке в минтовке, танцы на капоте такси, душевные разговоры с бомжами — вот пьяные развлечения Богдановой.
Стас говорил. Я краснела. Остальные офигевали. Настя смеялась в голос.
— Так что, Рома, будь готов снимать Катюху с забора, вылавливать её кроссовки в реке, а саму Богданову в фонтане. — добила всех моя лучшая подруга.
— Они преувеличивают. — тихонько пробубнила я, когда Рома повернул меня к себе и уставился на меня офонорелым взглядом.
— Так что, Бес, задумайся перед тем, как Катюху куда-нибудь одну отпускать. — не унимался Стас.
— Я лучшего мнения была о тебе, Стасик, а ты оказался треплом. И девушка у тебя такая же. Друзья называются. — показушно надула я губы.
— Я тоже лучшего мнения был о тебе, Бельчонок, а ты оказывается буйная. — говорил мне Ветров и прям истерически хохотал.
— А я вообще худшего мнения была о тебе, Ромка, а ты оказался не таким уж и засранцем. — сказала я и откинула от себя руки парня, который вытирал уже слезы от смеха. — Успокойтесь уже.
— Если я не засранец, то кто, Бельчонок?
— Ветров ты последний в очереди. — обиженно огрызнулась я, потому что все по-прежнему таращились на меня и дико ржали. — Вот я вам сейчас про ябеду Стасика расскажу. Строит из себя борзого и крутого, а на самом деле милашка-очаровашка, который за меня и Настю, конечно, шею скрутит любому. Спасибо тебе, Стас, что все эти полтора года ты присматривал за мной, вытаскивал меня из минтовки и вообще защищал и был рядом. Я люблю тебя как брата.
Я встала и подошла к Стасу и обняла его, а потом и Настю.
— Настюха, я тебя тоже люблю. Вы моя семья. Спасибо, что терпите мне. Без вас я бы пропала в этом городе… особенно пьяная.
Момент был очень трогательным и, если бы не Ян, который пристроился обниматься четвертым и с дебильным видом хлопал всех по плечу, я бы точно пустила слезу.
— Ну, Катя, расскажи нам сейчас про мальчика-с-пальчика Гора. — продолжил Ян, когда я уселась на диван.
— Этого двухметрового татуированного борова я побаивалась сначала. А если бы увидела таким как сейчас — с перебитыми пальцами и разбитым лицом, то точно не за что не подошла бы ко всей вашей компании. Но Гордей только на вид суровый, а на самом деле он самый добрый и милый из вас. Заботится о сестре, ценит семью, готов поддержать и посочувствовать. А самое его большое отличие от остальных, он уважает девушек, относится к ним не как к развлечению. И если выбирать себе мужа, то он первый на кого бы я положила глаз. Но замуж я пока не хочу, так что, Гордей, можешь пока гулять спокойно.
По випке снова прокатилась волна смеха. Мне нравилось в этой компании. Я чувствовала от них теплоту и заботу, поэтому хотела и им отплатить той же монетой. Котлеты в столовой, реферат для Гора, борщ для Стаса в общаге, розы для Насти — это моя монета для тех, кто делал мою жизнь теплой и уютной.
— Бельчонок, а какой я для тебя? — спросил Рома, заглядывая прямо в душу.
У меня был ответ на этот вопрос, как и на тот в кофе. Но как сказать парню, что он для меня целая планета, если мы не в том статусе, чтобы признаваться друг другу в своих чувствах. А может это признание и изменит статус наших отношений?
Глава 22
Рома
— Ты… мой.
Бельчонок смотрит мне в глаза. Ее взгляд, одновременно и испуганный, и зовущий, срывает с меня все стоп-краны. С огромным трудом сдерживаю себя, чтобы не показать всем какой смерч чувств и эмоций закрутила внутри меня девчонка одним словом. Но клеммы нещадно горят, когда малышка под обстрелом глаз и не только моих тушуется — опускает голову, перебирает пальчики на руках и прикусывает и так припухшие губы. Я срываюсь, подхватываю ее, закидываю на плечо и выношу ото всех.
Только моя.
Только я могу смотреть, только я могу слушать, только я могу любоваться.
Моя… А я ее…
Вот, блядь, никого кроме ее не нужно. Ни одна не цепляла так. У меня голова кругом от ее, от ее слов, предназначенных мне. Она перестраивает весь мой мир, за стенами которого я так долго прятался от равнодушия, пренебрежения и ненависти. Женщины всегда были для меня чем-то низменным, не стоящим, второсортным. Пластмассовые куклы с нарисованными на лицах чувствами, но пустые внутри. Суки готовые на всю для своей выгоды и комфорта. И я всю жизнь воспринимал отношения с девушками как поход в магазин, где каждая сторона покупала то, что желала. Я — секс и авторитет, девки — деньги и престиж. С каждой новой девушкой я только укреплял свою представление о продажности так называемой любви. Начиная с Эльвиры Ветровой, все женщины любили не меня, а деньги и статус, которые я вносил в их жизнь. Поэтому я быстро самоустранялся из их жизни, чтобы они не пресытились, чтобы не желали большего. Сперма на губах, статус постельной девки Ветрова и бабки — вот с чем все оставались после меня. Не много. Да, и я сам требовал не много: любование, почитание и секс.
А от Бельчонка хочу большего, и дать хочу больше. И так было с того первого поцелуя. Она с первого взгляда задела. Задела, потому что во взгляде не было ни любования, ни почитания, к которым я уже так привык. Был страх и растерянность, но даже не передо мной, а из-за Шаха. Тогда этот пустой в мою сторону взгляд и шандарахнул меня впервые. Резанул уже почти зажившие раны. И чтобы снова не ныло внутри, мне нужно было увидеть в этих глазах не равнодушие. Правда после поцелуя мелькнула вспышка, но
