из цветов, но потом психанул и, сорвав её с себя, выбросил в пыль. Жёлтые шарики кадамбы покатились по дороге. У Мована трясло, так с ним ещё никто не поступал.
Да, Сунь Укун был его давним врагом, но верный враг и хорош тем, что никогда не рядится под друга. А вот предательство той, в чьей покорности и верности он был уверен на века, буквально вымораживало душу. Она должна была ждать его вечность, она его жена, его причал, его точка соприкосновения со всей Вселенной, его твердыня, плоскость под ногами, и она… сбежала от него?! Мироздание начинало рушиться на глазах, а он не знал, как его удержать.
…Уже через два часа с четвертью У Мован, вымытый, причёсанный, в лёгком коричневом костюме-тройке, быстрым шагом вышел из дверей отеля. Собака ждала его в ближайших кустах и с готовностью встала рядом. Он потребовал вызвать такси.
Служка отеля выкатил на тележке его чемоданы, помог погрузить их в машину и, получив чаевые, быстро исчез за дверями. Демон-бык сел на заднее сиденье и сказал одно слово: «Аэропорт».
Тяньгоу, крутящаяся у дверей такси, нервно заскулила. Она до последнего надеялась, что господин возьмёт её с собой. Может быть, он просто забыл о ней?
– Ах да… – вяло отозвался У Мован и щёлкнул пальцами. Сознание Тяньгоу заволокла дымка, и она почувствовала, как проваливается куда-то, словно в густой сироп.
Ей снилось, что она в самолёте, сидит в тесной переноске у ног своего хозяина. На его ботинках играют блики внутреннего освещения. Тяньгоу поводит носом, чувствуя запах отварной курицы с рисом и рыбы под соусом карри, которую разносят пассажирам. Стюардесса улыбается её господину и подаёт ему стаканчик горячего чая. Чёрного, а не зелёного. Видимо, демон-бык ещё не до конца отошёл от пагубного влияния Индии.
Через несколько минут улыбчивая стюардесса бесстыдно задирает юбку и садится на колени к У Мовану. Собака видит перед носом острый каблук женской туфли и злобно рычит, но её никто не слышит – в этот самый момент стюардесса начинает громко ржать. Под весом тяжёлых копыт шпильки ломаются, туфли летят в разные стороны, и ноги развратной зебры топчут пол. Демон-бык не издаёт ни звука. Лаковая «лодочка» стюардессы острым обломком каблука пробивает иллюминатор. Собака понимает, что ей не стоит вмешиваться…
– Я никогда так сладко не спала, – зевая, сказала блондинка.
– Женщина, ты не должна так широко открывать рот, – занудствовал Сунь Укун.
– Ой, вот только не надо рассказывать, что я там должна, а что нет! Что хочу, то и делаю. А, кстати, где мы? – Она приподнялась на облаке и заинтересованно осмотрелась по сторонам.
Под ними раскинулся сад. Или парк, или ещё какое-то зелёное насаждение. Птицы пели на разные голоса, внизу распускались бутоны цветов, деревья, кусты – казалось, что цвело всё.
– Мы дома, на горе Цветов и Плодов.
– Ага, я как раз проголодалась и не против съесть парочку фруктов! Что у нас там есть?
Царь обезьян осуждающе покачал головой.
– Ты опять думаешь пузом, женщина. А нужно раскрыть свой разум. Слеп тот, кто не хочет видеть.
– Ой, всё, начались нравоучения… – проворчала девушка, прислушиваясь к урчанию в желудке. – Что ещё не так-то?
– Всё.
– В смысле?
– Вообще всё, жена моя.
Сначала Ольга решила, что корень проблем в ней, и уже вновь готова была скандалить с требованием развестись и вернуть её домой, но, оглядевшись по сторонам, вовремя одумалась. Гора Цветов и Плодов пустовала, вот в чём была проблема. Ни одной обезьяны, даже самой маленькой.
Ольге это показалось скорее плюсом, чем минусом, но Великий Мудрец не был настроен так оптимистично. Ведь если его обезьян нет дома, значит, их похитили. Возможно, они сейчас сидят в клетках, работают на потеху толпе за кусок подсушенного хлеба и гнилого банана. Или и того хуже – служат шутами и прислугой Нефритового императора! Поливают персики бессмертия, которые им никогда не достанутся. Смешат бессмертных, чиновников, мудрецов. Угождают им днём и ночью.
– Или вообще они все убиты, – невольно добавила бензина в огонь нетерпеливая блондинка.
Несчастный китаец так расстроился, что даже пустил слезу.
– Эй, ну не плачь, Укун, не надо… – попыталась успокоить его перепуганная Ольга. – Я же так, сдуру ляпнула. Найдёшь ты свой народ. И спасёшь. Ты же царь. И Великий Мудрец…
Он продолжал всхлипывать, а она не выносила и боялась мужских слёз. Вообще-то в двадцать первом веке пора бы перестать делить эмоции по гендеру, так как мужчины тоже имеют полное право плакать сколько и когда им понадобится. Но пока они всё ещё упираются и льют слёзы настолько редко, что это вызывает панику.
– Не думай, что… что понимаешь меня, женщина. Сначала ты… надень мою обувь и пройди мой путь… Хоть десяток шагов…
– Эту ерунду я уже где-то слышала, – сказала Ольга, но её ответ канул втуне.
– …И начнёшь ты… прямо сейчас. Так же, как я, царь обезьян, родившись из небесного камня, спустился с этого спящего вулкана, ты… ты… ты, родившись заново после очищающего сердце и разум сна, спустишься с вулкана вместе со мной. Иди!
Он просто толкнул её в грудь, и девушка с воплем полетела в ближайшие кусты. Больно ударившись затылком о толстую ветку, Ольга увидела, как её спутник, эффектно паря в воздухе, плавно опустился рядом.
– Ты сволочь! – твёрдо заявила она, потирая шишку на голове и отряхиваясь от листвы. – Ты столкнул меня! Просто столкнул, как мешок! А если бы я шею сломала?!
– Не знаю, зачем ты упала, – равнодушно пожал плечами китаец. – Могла бы плавно сойти с небес, подобно своему учителю.
– Ты меня этому не учил!
– Потому что ты не желаешь учиться, о женщина!
На минуточку блондинке показалось, что Хануманом он нравился ей больше. Нет, она, конечно, рада, что к Сунь Укуну вернулась память, что он всё осознал, нашёл свои пути и смыслы, но вот это характерное занудство, заносчивость и глубокомысленные восточнофилософские изречения, от которых разит нафталином до дурноты, порядком выбешивают.
Ах да, и, конечно же, корона. Не та, что популярный, но ныне забытый вирус! И не реальный головной убор, символ монаршей власти. А просто завышенное чувство собственного достоинства, гигантское эго, раздутое самомнение, больное самолюбие, граничащее с гипертрофированной манией величия…
Странно, ведь до потери памяти, в Саратове, царь обезьян был абсолютно таким же, но тогда её это не раздражало. Почему? Может быть, это притирка? Переход на новый этап отношений, семейные пары неоднократно притираются друг к другу, чтобы спасти отношения, выйти на новый уровень, сгладить углы… Так, стоп! Никакая они не пара! И она требует развод!
– Кстати, Укун! А может, в Китае не действует этот магический индийский брак?
Они уже спускались с горы в неизвестном направлении. Царь обезьян, не оборачиваясь, шёл впереди, периодически тихо хихикая и осматривая окрестности.
– Что ты говоришь, неразумная женщина? – Китаец вдруг удивлённо вскинул брови. – Как может не действовать союз, освящённый богами?
– Ну, допустим, хотя бы потому, что это же не ваши боги.
– Ты так необразованна и совершенно не стыдишься этого. – Он в изумлении остановился, поставил ноги на ширину плеч, воздел руки к небу и проорал, задрав голову, что есть силы: – Горе мне, несчастному царю обезьян! Моя жена невежда!
Птицы возмущённо закричали, сорвавшись с веток и отлетая подальше от этого странного вопящего китайца.
– Видишь? Никто не опровергает мои слова.
– А разве я сомневалась в этом?
– Ты всегда во всём сомневаешься, о искушённая в науках и забывшая богов.
– Ой, всё! – Ольга топнула ногой и ойкнула, наступив на мелкий камешек. – И вообще, ты опять перевёл тему. Мы говорили про брак! Я хочу развестись!
– За этим мы и идём.
– Разводиться?! – уточнила девушка.
– Разве я не так сказал, непонятливая жена? Но сначала найдём моих обезьян и посрамим того, кто похитил их!
– То есть… ты хочешь со мной развестись?! В смысле это серьёзно?!
– Не понял? – искренне округлил глаза Великий Мудрец. – Ты же сама говорила, что тебе не нужен царь обезьян! Что ты хочешь и дальше заниматься ведьмовством,
