с заднего сиденья Лида. – Да уж…
От материнской колкости Катя замкнулась и даже нарочито закрыла глаза, чтобы сдержаться, не ответить дерзостью. Потом также с закрытыми глазами, чтобы как-то сгладить неловкость напряженной паузы, обратилась не к матери, а к отцу дрогнувшим голосом:
– А я в предчувствии от встречи с сиренью… Недаром ты же вывел меня из ступора, в конце концов… Я просто ожила, увидев новую цель в жизни – кроме медицины… То профессия, всего два года до получения диплома… Но ты же видишь, пап, приобщение к музыке, занятия с учительницей меня подтолкнула и в учебе в меде… Мог ли ты представить, что твоя дочь станет отличницей, обладателем именной стипендией, профессиональных грантов…
– Что хорошо, то хорошо, – шустро и извинительно отозвалась с заднего сиденья Лида, – радуешь…
– Не перебивай, мам, – отрезала дерзко Катя, – не видишь, что у нас с папой важный разговор…
Николай Николаевич постарался отвлечь Катю от непроизвольной материнской колкости:
– Я рад за тебя, дочка, твои успехи – наши с мамой успехи… Так держать в профессиональном развитии… Это прекрасно, что твои цели в профессии гармонично совпадают с целями музыкального и поэтического творчества… – Он хмыкнул и иронично добавил. – Что-то я заговорил высоким штилем, а это не гоже в серьезном разговоре отца с любимой дочерью…
– Гоже, гоже, пап…
– Ну раз «гоже», тогда я попроще выражу совет начинающего визионера, попавшего в биополе цветочной магии… Слушаешь или спишь с закрытыми глазами?
– Слушаю, – Катя мгновенно открыла глаза и порывисто поцеловала отца в щеку, – ты ведь спас меня… тогда…
Николай Николаевич от неожиданности чуть не выпустил руль, но быстро обрел спокойствие, необходимое водителю при интенсивном движение автомобилей на дороге.
– Слушай и впитывай нутром: ты просто обязана видеть впереди жизненную цель, зримо и четко представлять ее, ощущать мысленно и всеми фибрами души и почувствовать ее плотью и кровью твоей девичьей жизни… – Он сделал заметную паузу. – И еще надо предчувствовать встречу с будущим, творя образ идеального будущего самостоятельно, а не полагаясь на чужой или чуждый опыт… Даже если это опыт визионера… Бери чудо от жизни, отдавая ей труды души и потрясенного цветочной магией девичьего мозга отличницы… Начни свое визионерство с неблагородной сирени, сочиняй, музицируй… А благородные цветы всегда в твоем распоряжении будут летом… Знай, что мне лично очень нравится, что ты делаешь в композиции… Но это только начало… Задирать нос бессмысленно… Всё впереди, котенок Катька…
– Папа, котенок Катька давно превратился в женственную кошку Катюху-Катерину-Кэт…
Скоро, подъехав к калитке своего участка, затормозив, Николай Николаевич с удивлением разглядел в своей дочери, откинувшейся назад и потянувшейся для разминки затекших мышц и связок, очень женственное, гибкое, пластичное существо. Причем существо, похожее на пушистую домашнюю кошку.
– Ну вот и приехали, женщины… А сирень-то роскошна… Вечером, катюш на семейном застолье жду от тебя новых стихов и мелодий, от новых песен тоже не откажусь… – и тут же поправился: – мы с мамой не откажемся, конечно…
А вечером Катя призвала отца и мать на второй этаж слушать ее стихи, мелодии на гитаре и даже варианты сочиненных здесь, в течение дня, песен. Она вся светилась счастьем и негой вдохновения.
– От цветущей махровой сирени у меня изменилась химия мозга, родители, – выпалила она со своей фирменной гитарой наперевес. – Я ощутила загадочную фантастическую синергии между цветущей сиренью с ее чудными запахами и преображенным мозгом, генерирующим мелодии, строки, строфы… Клетки мозга, мозговая ткань из рецепторов, нейронов, синапсов полна энергетикой творения… Это и есть цветочная магия неблагородной сирени, дарующей мне энергию и синергию… Слушайте…
Она играла и играла, потом запела. «И вокал у нее отменный, совсем не девичий, писклявый, совсем не «ангельский», как у Мальвины, а наполненный энергией счастья жизни, женственный. – Подумал Николай Николаевич. – Вот и дитятко женского пола превратилась в женщину с чистым, великолепным грудным женственным голосом».
– А теперь я немного передохну, пап, а ты нам с мамой спой свои хиты, потом я еще попытаюсь вас порадовать…
– Сегодня ничего не сочинил, – сказал, оправдываясь, Николай Николаевич. – Наверно, сирень – не моя магия… В юности, воистину, от сирени и, особенно, от черемухи я буквально угорал, ходил, как пьяный… Лида тому свидетель…
– Было такое дело, и ты угорал и я через тебя угорала, – сказала Лида, – опьянение было налицо…
– Только я от сирени не пьянею, – Катя зажмурилась и выдохнула, – чую особое чувство синергии и энергии… Синергия дает новое дополнительное, загадочное ощущение полноты жизни…
Николай Николаевич взял старенькую гитару, взял несколько быстрых аккордов, заметил снисходительно у раскрытого в поздний вечер окна:
– Старая лошадка-гитара борозды, надеюсь, не испортит. Не знаю, насколько я сегодня в голосе или не в голосе, но попытаюсь не ударить лицом в грязь перед своими любимыми женщинами…
Когда он пел, обостренным слухом почуял, как в соседском доме послышались шорохи и шумы открывающейся на балкон двери. Кто-то из соседей вышел на балкон, слушая его песни.
«Кто-то приехал… Но кто – Ирина Игнатьевна, Игнат Демьянович или сама Мальвина пожаловала? – подумал он. – Какая разница, к соседям-визионерам я ни ногой… И своим женщинам скажу открытым текстом – путь туда заказан… Если есть желание общаться, то общайтесь через внутренний заборчик, через рабицу…. И, вообще, мой дом – моя крепость…»
Катя пела много на радостях, что ее мозг испытал синергию через махровую сирень на участке, чего в шумном городе она никогда до сегодняшнего дня она не испытывала…
А рано утром нового воскресного дня из-за заборчика Николая Николаевича окликнула Ирина Игнатьевна:
– Здравствуйте, сосед, вы снова меня вчера порадовали меня потрясающим исполнением…
– Доброе утро, Ирина Игнатьевна.
Разговорились ни о чем. «Только бы она не ляпнула, что я ее сильно возбуждаю своим вокалом, – хмуро подумал он. – Все испортит. Ведь утренний дорогого стоит».
– Кто это так прекрасно пел – ваша жена или дочка? Я была потрясена – ведь это откровенная конкуренция нашей знаменитой Мальвине.
– Дочка.
– Потрясающе, передайте мои искренние комплименты… Но вы, Николай Николаевич – слов нет, бесподобны были, как всегда… Как тогда, когда вы пели для меня одной – помните?
Николай Николаевич кивнул головой. Ответил сдержанно и даже холодновато:
– Это все в далеком прошлом, Ирина Игнатьевна, как в тумане, густом непролазном тумане… А ваши комплементы я передам Кате…
– Передавайте, она должна меня помнить… Мы ведь близко познакомились на похоронах Гены… Вас тогда не было, а жена с дочкой были вместе с нами, когда в закрытом гробу хоронили Гену… – Она зябко поежилась. – У меня к вам есть деловое
