дьявольский мед. «Он не просто наш капитан, он наш отец!» — крикнул молодой мичман, & через несколько секунд я услышал из уст сотен мальчишек-переростков песню, которую мы пели в храмовой школе:
Отец наш бесстрашный, мы парни твои, сквозь холод & тьму мы идем.
На холм тот проклятый всю ночь я ползу
Печаль & несчастья оставив внизу.
Отец наш бесстрашный, веди нас вперед, закончится ночь & мы утро найдем.
Они подошли к нему поближе. Роуз ни разу не улыбнулся: это ослабило бы эффект. Он только кивнул, призывая их выпить, & идзу исчез прежде, чем кто-либо успел слишком расстроиться. Они с пением разошлись по своим постам, эти негодяи. Я повернулся & проскользнул сквозь толпу сбитых с толку длому, кривившихся при виде странного напитка в их чашках & еще более странной радости окружающих их людей, а затем я увидел Сандора Отта у люка № 4, наблюдавшего за происходящим с некоторым отвращением. Я мог бы рассмеяться. Вот почему он тебе нужен, убийца. Вот почему ты не осмеливаешься сделать из этого человека главного врага.
Суббота, 2 халара.
Второй день любого года — разочарование. Этот был отмечен странными & отвратительными событиями. Предрассветная вахта пришла со своей смены с дикими глазами & руганью: один из них услышал в темноте музыку, флейты, но ни наверху, ни внизу они не смогли найти музыкантов. Уже поговаривают о призраках. Я спрашиваю, вы видели призраков? Ну, нет, мистер Ф., не видели. Но кто исполнял эту музыку, а? Воспаленное воображение, вот кто, я им так & сказал, но до них не достучался. Призраки, настаивали они. Конечно, из-за бесконечного бормотания Роуза на эту тему даже прирожденным скептикам среди них трудно не сползти в чертовщину.
В две склянки наконец раздается ожидаемый крик: впереди земля, размытая туманом тень, а через несколько минут замечена еще одна, дальше к западу. Это Воробьи, говорят нам длому на борту: маленькие, неисчислимые острова, но для любого судна, имеющего дело с Диким Архипелагом, их вид знаменует момент для того, чтобы раз & навсегда отвернуться от континента. Удвоив число матросов на брасах, мы направились на север. Я оглядываюсь назад & не вижу Песчаной Стены. Но, когда я закрываю глаза, я вижу их лица, ясные, как моя ладонь: Таша & Паткендл, Ундрабаст & Герцил. Я не верю в молитву, & все же я молюсь.
Пять склянок. Я нахожусь на жилой палубе (обычный осмотр, больше никаких хнычущих смолбоев), когда снизу доносится вой, какой издает человек, только спасаясь бегством. За считанные секунды я спускаюсь по трапу, Теггац & смолбой Джервик Лэнк следуют за мной по пятам, а мистер Биндхаммер мчится впереди. Спаси нас Рин, кого мы видим? Казначея, старого Гангруна, бегущего, как двадцатилетний мальчишка, а сразу за ним гору красных мускулов, белых клыков & слюней. Это боров с Красной Реки — то самое вонючее животное, которое исчезло во время крысиной войны, — жирный, огромный & разъяренный; & прежде чем мы успеваем что-то сделать, они оба скрываются за поворотом коридора.
К несчастью для Гангруна, это был тупик. Мы с криками бросились вперед, но зверь уже терзал человека, размахивая им на своих клыках, как тряпкой для мытья посуды. Мы атаковали, & это была ужасная рукопашная схватка. Ни один кабан в Алифросе не сравнится с этим ни по размерам, ни по явной злобности. Биндхаммер был растоптан. Джервик ударил зверя ножом в челюсть, но его маленький нож сломался по рукоятку. Теггац принес тесак для разделки мяса & отрезал кусок свинины от жирной лопатки. Кабан с воплем обернулся, схватил его за руку около локтя, & было видно, что его рука недолго будет доставлять неудобства этим челюстям-болторезам, поэтому я вонзил свой нож в шею зверя, раз, два, три, а на третий раз он взвизгнул, оторвался от Теггаца & прижал к стене меня. Я потерял свой нож. Я вцепился руками в эти клыки, но они были скользкими от крови, а потом он укусил меня, Боги Смерти, просто чудо, что моя левая рука сейчас не в его брюхе.
Я должен поблагодарить за это Джервика. Он поднял тесак & принялся вонзать его в правую ягодицу борова, он выглядел безумным & смертельно опасным, а боров развернулся & растоптал его похлеще Биндхаммера, &, Питфайр, если мы все четверо не лежали, истекая кровью, избитые, а боров даже отдаленно не устал избивать нас, & несколько человек, которых я хотел бы подвергнуть вивисекции, просто смиренно выглядывали из-за угла, а затем огромная тень & рев, & Рефег-авгронг оторвал зверя от Джервика, ударил его о левую стену & о правую, а затем его брат Рер догнал сзади & откусил огромную часть ноги борова. Визг, рев. Зверь продолжал сражаться. Им пришлось разорвать его на части.
Сегодня вечером мы все еще живы, хотя у Биндхаммера разрушено легкое, & он борется за дыхание, а Джервик так избит, что едва может двигаться. Но этот боров! Я знаю его историю: этот дурак Лацло собирался продать его тому, кто больше заплатит, для пиров после свадьбы Таши. Он откармливал его из своего собственного кошелька всю дорогу до Симджаллы. Конечно, ни он, ни его призовая свинья так & не добрались до берега.
Где мог прятаться зверь все это время? Ответ — нигде. Мы управляем тесным кораблем; ничто в половину его размера не может долго оставаться незамеченным. Я вспоминаю обвинения икшелей, когда те еще были главными: дескать мы прячем крупный рогатый скот & коз где-то на борту. Они утверждали, что слышали этих существ, му-му здесь, бе-бе там, а мы просто смеялись им в лицо. Больше никто не смеется.
Джервик лежит в лазарете. Я принес ему новый нож: прекрасное лезвие с рукояткой из моржовой кости & фиксирующей петлей. Он принадлежал Свеллоузу, первому боцману в этом плавании, но в данном случае я был не против совершить набег на рундук мертвеца. Свеллоуз хвастался, что выиграл его в таверне, обманув во время игры в спенк, & отпускал другие, более непристойные замечания о том, что это всего лишь инструмент для любителя ожерелий. Джервик был доволен & не спросил, откуда взялся нож. К моему удивлению, он спросил, когда мы вернемся за Пазелом & компанией.
Я немного запнулся:
— Это... не совсем ясно.
Он оторвал свое черно-синее лицо от подушки:
— Чо?
— Капитан... не посвятил меня в свой план.
Джервик, прищурившись,
