Приходилось. Демоницы, ламии, эмпусы, гарпии — весьма кровожадные особы, скажу тебе. Хотя, говорят, в мирное время — любящие и нежные матери, готовые глотку порвать за своих детёнышей; верные подруги, иногда прекрасные хозяйки. Кто-то на досуге не оружием на полигоне бряцает, а картины пишет или даже стихи; вышивает, вон, как ты… В мирное время — идеальные женщины. А в бою как их увидишь — сразу об идеалах забываешь. Обрушивается на тебя этакое чудовище с голой грудью, с ощеренными клыками, в чужой крови перемазанное, летит с копьём наперевес или когти выставив — а они у неё как бритвы, десять бритв, длиннее пальцев, и все на тебя нацелены. И тут уже не до моральных принципов. Просто рубишь в ответ. Или… Ладно, не буду грузить подробностями, это не для беременной женщины. Но в бою всё просто, Ива. Женщина, перешедшая в статус воительницы, уже не имеет пола, Морана тут всех равняет.
— В бою — это как раз очень понятно, — бормочу, переворачиваясь на спину. — А вот в обыденности — да… Мне казалось, да и кажется, что никто с б о льшим трепетом не относится к своим женщинам, как некроманты. Вы так за ними ухаживаете, так бережёте, балуете, что эта любовь мешает вам… как бы это сказать?
Он закладывает руки за голову, понимающе усмехается:
— Быть объективными? Принять верное решение?
— Да, как-то так.
— Ну, Ива, не смешивай всё в кучу. Одно дело — любить и беречь, и совсем другое — оперировать всё тем же здравым смыслом. Трепетное и беззащитное создание, привыкшее во всём полагаться на своего мужчину — это одно; такому тепличному цветочку и в голову не придёт причинить зло предполагаемой сопернице. Даже если случись невероятное, и ей придётся при самообороне отнять чужую жизнь — её полностью оправдают. Тем более что мы умеем считывать память даже с трупов, и восстановить картину и истинные мотивы участников несложно. Другое — когда, привыкнув к вечному потаканию своим капризам, женщина уже не задумывается ни над моральной стороной своих желаний, ни над законной. Границы стёрты, потому что всё можно! А главное, она твёрдо усвоила: ей за это ничего не будет, она же девочка… Вот поэтому по ним больнее всего бьёт не наказание даже, а эта самая правда жизни: что девочкам, оказывается, тоже приходится отвечать за свои дела. И мир рушится. Для них.
Какое-то время мы молчим.
— А ведь она не сдастся, Мага — сообщаю я наболевшее.
— Разумеется.
И вдруг умолкает. Спрашивает осторожно:
— Это ты сейчас про кого?
«Наверное, про обеих. А ты о ком думаешь?», — так и хочется поддеть мне его. Но, вздохнув, отвечаю:
— Про Даниэлу, конечно. Совсем она не похожа на смирившуюся с наказанием… Стоп, — перебиваю сама себя. — Погоди. Как-то неправильно всё это.
Он красиво приподнимает бровь, поворачивается на бок, опершись о локоть. Одеяло сползает, обнажив идеальный торс. Да чтоб мне пропасть, это не мир — это просто питомник по выращиванию красивых мужиков! На кого ни глянь — или картину пиши, или ваяй в мраморе. За что мне такое счастье? И эстетического удовольствия сколько угодно, и неотразимый суженый, считай, в пожизненной собственности…
Мага не даёт мне развить мысль о его редком статусе Единственного и Неповторимого при существующей полигамии. Уточняет:
— Что неправильно?
— Да вся эта тема. Моя вина, не нужно было вообще её затрагивать. Всё-таки в супружеской постели место только для двоих. Зачем сюда посторонних тянуть, хоть и в разговорах? Нечего отвлекаться!
— Отвлекаться? Ах, да, — словно спохватывается он. — Совсем забыл. Долг, долг, как же без него… Но я всегда готов к исполнению, ничего не поделать. А который час? Не слишком для тебя поздно?
— Самое время для взаимозачётов, — сурово, подражая ему, отвечаю я. — Имей в виду, всё отдачи, что были до этого — только проценты, а к основному долгу мы ещё не подступились!
И вроде бы только что нависала над ним угрожающе, но почему-то оказываюсь вжатой спиной в перину.
— А если я попрошу о рассрочке, звезда моя? Лет этак на сто пятьдесят-двести?
От его вкрадчивого шёпота сладкая истома зарождается там, где ещё недавно согревало меня искусственное солнышко, растекается ниже, лишая сил… Я ещё успеваю фыркнуть:
— Договоримся.
А потом уже делаю вид, что сдаюсь.
[1] Омар ибн Рахим — бывший Глава Клана Огня, похитивший Иву. За что и поплатился, попавшись ей под горячую руку… Сороковник, книга 3
Глава 12
Обожаю радужные пробуждения, восхитительные и полные пережитого ночного удовольствия. Только вот не каждый раз они удаются. Так и сегодня: чудесная картина солнечного утра, пробивающегося в окно, оказалась смазана прозаической болью. Будто в левую икру вонзили спицу, а потом с изуверской медлительностью, этак неспешно покручивая, принялись вытаскивать. Сдерживая стон, сажусь в постели и подтягиваю к животу ногу, согнув в колене. Судорога не проходит. Напротив, она захватывает внутреннюю часть ступни, тянет за большой палец, заставляя остальные болезненно поджаться.
— Ива, что?.. — немедленно вскидывается Мага, будто и не спал только что сном праведника. — Кольцо на тебе? Что случилось? Дай, посмотрю!
Невольно морщась, растираю подошву.
— Всего лишь судорога. Ногу свело. Успокойся, у беременных это часто бывает, и никто ничего на них не насылает при этом. Ой, что ж такое!
Хватаюсь и за вторую ногу.
Переместившись в изножье кровати, супруг решительно завладевает обеими моими ступнями и нажимает одновременно на какие-то точки. Ввинчивает пальцы, словно буравчики, я даже вскрикиваю. Но боль неожиданно отпускает. Он проходится круговыми движениями по подошвам, поднимается выше, энергично массирует икры…
— В прошлой беременности тоже так бывало? Вытягивай, вытягивай ноги, теперь можно и даже нужно расслабиться… Ива, только не забывай отвечать!
Какое-то время наслаждаюсь покоем; это всё-таки счастье, когда ничего не болит! Затем спохватываюсь:
— Как правило, из-за нехватки кальция и ещё каких-то элементов. Бывает, малыши тянут из мам слишком много.
Он хмурится.
— Хм. Ты нормально здесь питаешься? Может, чего-то не хватает? Съезди сегодня к… Нет, я сам свяжусь с доктором Гальяро, пусть навестит тебя и Элизабет, проверит, всё ли у вас в порядке. Не надо тебе пока самой выезжать.
Я настораживаюсь.
— Это ещё почему?
— Слишком много будет любопытных, жаждущих поглазеть на тебя после вчерашних разбирательств с Иглесиасами. Народ у нас, сама понимаешь, в большинстве своём магически одарённый, глянет вроде бы беззлобно, а сглаз навесит, и не всегда случайный. Оно надо? Погоди дня два-три, пока страсти не улягутся.
— Ну, хорошо. А как
