Книга Нарисованная любовь - Анна Грекова

— Объясните мне, дорогая, для чего делать Элизу несчастной?

Энн гордо вскинула голову.

— Я вам не дорогая! И я лучше знаю, что нужно для счастья дочери. Позже она поймет и будет благодарить меня. А вы, вы зачем так смотрите?

— Мне нравится на вас смотреть. На потемневшие глаза, губы, которые вы упрямо пытаетесь сжать, а им так хочется быть мягкими, податливыми.

— Я очень жалею, что приехала сюда. Только попытки вразумить вас ради дочери удерживают меня здесь. Какие еще найти слова, чтобы достучаться до вас?

— Если можно — нежные. Вы ведь это умеете?

— Знаете, что удерживает меня от пощечины по вашему ухмыляющемуся лицу?

— Боязнь осквернить себя прикосновением к недостойному? Или страх, что я разомлею от прикосновения вашей ручки и припаду к ней губами?

— Вам еще будет стыдно за ваши слова! Прощайте!

— Я провожу вас, Энн, до экипажа. А еще лучше — останьтесь. Погуляем по саду, ведь погодка — чудо! Поговорим о жизни. Я бы с удовольствием прошелся с вами под ручку. Не удержался бы и сжал ее сильнее, чем позволяет приличие вашего общества.

Энн резко обернулась.

— Вот такими сладко обманчивыми речами вы заарканили бедного Эдвина, Фреда, Артура!

— И вы полагаете, что они несчастны?

— Несчастны будете вы, если посмеете еще хоть раз приблизиться к Элизе.

— Я же говорил: вы прекрасно осознаете, как привлекательны в гневе и используете это беспроигрышное оружие! Я сражен в очередной раз и, надеюсь, не в последний.

Энн вновь поджала губы и, больше не проронив ни слова, уехала.

* * *

Сон был не совсем понятным, но не тревожащим, обыкновенное ночное повествование без ярких запоминающихся картин. Артур дышал ровно, первая утренняя свежесть ласково касалась лица. Потом в сон вплелось что-то необыкновенно теплое, слегка волнующее и желанное. Лицо Артура осветилось улыбкой сонного беззаботного младенца, и он поплыл по волнам тепла и уюта. Его слегка качало и, наверное, от этого начала кружиться голова и пылать тело. Когда волна наросла и почти захлестнула, Артур выкарабкался из объятий сна и понял, что не один.

— Что? — срывающимся голосом спросил он.

— Тише. — Голос Алисии обволакивал и заставлял слушаться. — Спи, я буду с тобой во сне.

Руки Алисии ласково и жадно скользили по его телу. Вот отчего истома, заставляющая сглатывать в горле комок. Расслабленное во сне тело с радостью принимало ласкающие движения рук, еще не готово было отвечать, но глубоко внутри уже просыпался огонек, слабенький, пока поддающийся разуму.

Артур попытался оттолкнуть Алисию.

— Зачем ты здесь? Уходи.

Алисия перехватила его руки, сжала, поднесла к лицу и поочередно поцеловала.

— Ты обещал. Не отказывайся, пусть эта ночь будет нашей.

Она поднесла его руки к своей груди.

— Смотри, они ждут тебя, твоих прикосновений, ласки.

— Ты сошла с ума. — Артур пытался протестовать, но огонек, разгоравшийся сильнее, обжигал, лишал воли.

— Не думай ни о чем. — Алисия уже поняла, что выиграла.

Быстрым движением стащила с себя легкую рубашку, прижалась грудью к лицу Артура, ее руки не оставляли его разуму ни одного шанса.

— Главное, не вини себя, ты ведь обещал сделать это ради своей любви к Дженни, ты достиг того, к чему стремился.

Он верил её словам, потому что хотел верить, а это сейчас было удобно.

— Только поэтому, — успел выдавить он из себя и провалился в сладость поцелуя, затягивающего, поглотившего собой последнее сомнение.

Свежий ветерок напрасно посылал прохладные струйки в приоткрытое окно, они разбивались о разгоряченные тела, рассыпались, наткнувшись на стену чувственности.

Они долго лежали, не произнося ни слова. Алисия уткнулась в грудь Артура и укрыла его тело своими густыми чарующими волосами.

Первым заговорил Артур.

— Тебе надо идти.

— Век бы лежала с тобой. Не хочу, чтобы этот сладостный миг заканчивался. Я рада, что ты узнал, какой бывает по-настоящему любящая женщина.

— Мы не будем больше возвращаться к этому разговору.

Алисия приподнялась и с улыбкой посмотрела на Артура.

— Будем, — прошептала она, как маленькому. — Разве ты сможешь отказаться от моей страсти и пойти против своего желания? Нас ждет много чудесных ночей.

— Алисия, ты говоришь ерунду.

— Не лги себе. Ты всегда жаждал меня, даже когда удобно спрятался за мечты о другой. Да разве можно меня не хотеть? А я не могу не хотеть тебя. У нас впереди столько прекрасного! Давай сегодняшний день посвятим друг другу. Умчимся туда, где никого нет. Я подарю тебе настоящую любовь среди первозданной природы. Разденусь и буду скакать на лошади среди высоких трав, а ты залюбуешься изгибами моего трепетного тела, ждущего тебя. Искупаюсь в озере и выйду к тебе с капельками воды на горевшем теле, и ты осушишь их губами. Мы подарим друг другу сладость среди ароматных цветов, я буду твоей каждой частицей тела. Я научу тебя любить женщину, ты еще толком не знаешь, что такое мои руки и губы. Согласен?

— У меня много дел, отец вернется не скоро.

Алисия засмеялась.

— Конечно, управляйся с делами, только быстро. Я пойму, когда можно поманить тебя за собой. И тогда…

Алисия приподнялась, жадно осмотрела его тело. Под ее взглядом глаза Артура вспыхнули, он тут же закрыл их, чтобы, не отвлекаясь, слушать начинающуюся песню рук Алисии.

* * *

С самого утра Элиза ощущала на себе изучающие взгляды матери, словно та порывалась затеять разговор, но пока не считала нужным. Элиза поняла: это из-за Георга. На вечере она старалась не обращать внимания на предупреждающие строгие взгляды, знала: мать не посмеет вмешаться, чтобы не привлечь внимания к дочери и всей душой отдалась общению с Георгом.

Боялась ли она предстоящего разговора? Нет. Ее любовь не вызывала сомнений, сердце полностью принадлежало любимому. Элиза твердо решила бороться, отстаивать чувства. В тот вечер Георг впервые поцеловал её. И Элиза, получившая самое строгое воспитание, постигшая, как должна вести себя девушка из хорошего общества, не делала ложной попытки оттолкнуть его, отшатнуться или хотя бы изобразить сгоравшую от стыда девушку.

Как можно контролировать чувства, когда руки не слушаются, тянутся друг к другу, когда великая сила природы учит, что такое поцелуй и как почти не задохнуться от необычайных ощущений, не умереть на месте?

Вёл бы себя Георг иначе, будь воспитан в более строгой среде? Ведь так трудно сдерживать бурю чувств внутри, подчинять её определенным правилам! Иногда Элизе казалось, что подтверждение её размышлениям — Роберт.