Эвелин, пожалуйста, пойдемте… Это Молли… Она больна. Я не знаю, что с ней случилось… По-моему, она приняла что-то…
Эвелин не медлила ни минуты.
— Все в порядке, Тим, — сказала она. — Я одеваюсь. Вы идите к ней, а я сейчас же приду следом.
Тим Кендал исчез. Эвелин бесшумно выскользнула из постели, накинула халат и взглянула на другую кровать. Кажется, муж не проснулся. Он лежал, отвернувшись к стене, и ровно дышал. Поколебавшись, она решила его не будить. Выйдя в темноту, Эвелин быстро направилась к основному зданию, за которым находилось бунгало Кендалов. В дверях она догнала Тима.
Молли лежала на постели, закрыв глаза. Дыхание у нее было прерывистым, и Эвелин, склонившись над ней, подняла веко, проверив склеру, и прощупала пульс. После чего она осмотрела ночной столик. На нем был использованный стакан и рядом с ним другой — пустая склянка из-под таблеток.
— Это ее снотворное, — сказал Тим, — но еще вчера или позавчера тут было больше половины. Она, должно быть, выпила их все.
— Идите за доктором Грэмом, — приказала Эвелин, — и по дороге разбудите кого-нибудь из персонала — пусть ей сварят крепкий кофе, самый крепкий, какой только можно. И побыстрее! Торопитесь!
Тим бросился вон из комнаты. Выскочив, он столкнулся с Эдвардом Хиллингдоном.
— О, Эдвард, извините…
— Что здесь происходит? — спросил Хиллингдон. — Что случилось?
— Это Молли. С ней Эвелин… Я должен бежать за врачом… Мне нужно было, наверное, сразу пойти за ним, но я… я не был уверен и подумал, что лучше сначала Эвелин — Молли бы рассердилась, если бы я привел врача без особой необходимости.
Он побежал дальше. Эдвард Хиллингдон посмотрел ему вслед и прошел в спальню.
— Что случилось? — спросил он. — Что-нибудь серьезное?
— О, это ты, Эдвард. Странно, что ты проснулся. Эта глупышка наелась каких-то таблеток.
— Это опасно?
— Я не могу сказать, не зная, сколько она их выпила, но не думаю, чтобы это было слишком опасно, если, правда, мы оказались вовремя. Я послала за кофе. Нужно дать ей чего-нибудь, чтобы ослабить действие…
— Но с чего бы ей делать это? Ты не думаешь… — он остановился.
— Что именно я не думаю? — спросила Эвелин.
— Ну… тебе не приходит в голову, что это из-за следствия — полиция и все такое?
— Может быть и так. Такие вещи очень действуют на нервных людей.
— Молли не производила впечатления нервной.
— Никогда нельзя сказать наверняка, — ответила Эвелин. — Многие люди, о которых и в жизни не подумаешь, временами теряют над собой контроль…
— Да, я помню… — начал он и замолчал.
— Беда в том, — сказала Эвелин, — что никто ничего ни о ком не знает… Даже когда человек находится рядом с тобой, — прибавила она.
— А ты не слишком далеко заходишь, Эвелин? Может быть, ты немного преувеличиваешь?
— Нет, не думаю. Когда мы смотришь на человека, то видишь только тот образ, который ты сам и создал.
— Но я тебя знаю, — тихо проговорил Эдвард Хиллингдон.
— Тебе просто кажется, что это так.
— Нет, нет, я в этом уверен, — и он добавил: — ты ведь тоже уверена, что знаешь меня…
Эвелин посмотрела на него, потом повернулась к кровати. Она взяла Молли за плечи и несколько раз ее встряхнула.
— Нужно сделать что-нибудь, хотя, наверное, лучше дождаться Грэма… О, по-моему, вот и они…
— Сейчас она очнется. — Доктор Грэм сочувственно вздохнул, отошел от постели и вытер платком лоб.
— Вы думаете, она поправится, сэр? — спросил с тревогой Тим.
— Да, да. Мы пришли вовремя. И как бы то ни было, она, скорее всего, приняла недостаточно, чтобы умереть. Через пару дней она у нас будет как огурчик, но в первые день-два ей будет довольно скверно. — Он взял пустой пузырек. — Все-таки, кто дал ей таблетки?
— Врач в Нью-Йорке. Она плохо спала.
— Понятно, понятно. В наше время все мы, медики, очень легко прописываем подобные вещи. Никто не посоветует молодой женщине посчитать от бессонницы овец, написать перед сном пару писем или встать и поесть печенья. Людям нужны минутные средства. Порой мне бывает жаль, что мы пускаем их в ход, но все мы уже примирились с этим. Прекрасно, если младенцу засовывают в рот пустышку, чтобы он перестал кричать, но ведь нельзя делать это на протяжении всей его жизни. — Он усмехнулся. — Держу пари, если бы вы спросили мисс Марпл, что она делает при бессоннице, она бы ответила вам, что считает овец, идущих в загон…
Молли шевельнулась, и он повернулся к постели. Сейчас глаза миссис Кендал были открыты. Она смотрела вокруг без малейшего интереса, никого не узнавая. Доктор Грэм взял ее за руку.
— Ну, ну, моя милая, что это вы с собой проделали?
Она моргнула, но не ответила.
— Зачем ты это сделала, Молли, зачем? Скажи мне, зачем? — Тим схватил ее за другую руку.
Глаза ее оставались неподвижными. Если они на ком и останавливались, то это была Эвелин Хиллингдон. Казалось, в них бьется робкий вопрос, но трудно было угадать, так ли это. Эвелин ответила, как будто вопрос был задан.
— Тим меня сюда привел, — сказала она.
Молли перевела взгляд на Тима, затем на доктора Грэма.
— Ну, теперь вы пойдете на поправку, — сказал доктор, — только больше этого не делайте.
— Она и не собиралась ничего делать, — тихо сказал Тим. — Я уверен, она и не думала… Она просто хотела хорошенько выспаться. Наверное, сначала таблетки не подействовали, вот она и приняла еще… Правда, Молли?
Она очень слабо кивнула головой, не соглашаясь с ним.
— Ты хочешь сказать, что ты сама их приняла?.. Нарочно? — спрашивал Тим.
И тогда Молли заговорила.
— Да.
— Но почему, Молли? Почему?
Веки ее дрогнули.
— Я боюсь, — прошептала она едва слышно.
— Боишься? Чего?
Глаза ее закрылись.
— Лучше пока оставить ее, — попросил доктор Грэм.
Тим пылко заговорил:
— Ты боишься полиции? Потому что тебе угрожали, задавали всякие вопросы? Я не удивлюсь — тут любой испугается, но у них просто такая работа, ведь никто ни минуты не думает, что… — он оборвал фразу: доктор Грэм решительно остановил его жестом.
