еще…
Создавалось ощущение, будто Вселенную вывернули наизнанку во всех направлениях сразу. Эск почувствовала себя раздутой и набухшей. Ей казалось, что весь мир дружно сказал: “Бульк!”
Стены поблекли. Пол тоже. Портреты великих магов прошлого — сплошь свитки, бороды и нахмуренные, словно от легкого запора, брови — исчезли. Плитки под ногами (довольно милый черно-белый узор) испарились, и на их месте появился мелкий песок, серый, как лунный свет, и холодный, как лед. Над головой засверкали странные и неожиданные звезды. У горизонта виднелись невысокие холмы, выщербленные в этом неподвластном природе крае не ветром, не дождем, но мягкой наждачкой самого Времени.
Однако этого никто не замечал. По сути дела, все словно повымерли. Эск окружали люди, которые стояли неподвижно и безмолвно, как статуи.
И они были не одни. За их спинами толклись Твари, и Тварей становилось все больше. Определенной формы у Тварей не было; вернее, они принимали форму словно наудачу, заимствуя ее у самых разнообразных существ. Будто слышали о руках, ногах, челюстях, когтях и внутренних органах, но понятия не имели о том, как все это соединяется. Или им было все равно. Или они были настолько голодны, что не стали беспокоить себя выяснением мелких подробностей.
Они гудели, как рой мух.
Это были Твари из ее снов, явившиеся подзакусить магией. Эск знала, что она их сейчас не интересует — разве что в качестве послеобеденной жевательной резинки. Внимание Тварей сосредоточилось на Саймоне, который даже не подозревал об их присутствии.
Эск больно пнула его в щиколотку.
Холодная пустыня исчезла. Реальный мир хлынул обратно. Саймон открыл глаза, слабо улыбнулся и мягко рухнул на руки Эск.
Волшебники подняли гул, кто-то разразился аплодисментами. Похоже, никто не заметил ничего странного, не считая серебристых огоньков.
Напролоум встряхнулся и поднял руку, успокаивая толпу.
— Прямо.., потрясающе, — сказал он Тритлу. — Так, говоришь, он дошел до всего этого сам?
— Именно, господин.
— И никто ему не помогал?
— У него никого нет, — ответил Тритл. — Он просто ходил от деревни к деревне, творя мелкие чары. А платили ему книгами и бумагой.
Напролоум кивнул.
— Это была не иллюзия, однако он не пользовался руками. Что там он бубнил себе под нос? Ты знаешь?
— Он утверждает, что это всего лишь слова, которые заставляют его мозг работать как надо, — пожал плечами Тритл. — Я и половины не понимаю из того, что он говорит, и это факт. Он утверждает, что ему приходится изобретать, потому что в мире не существует слов для обозначения его действий.
Напролоум искоса взглянул на коллег-магов. Те кивнули.
— Для нас будет честью принять его в Университет, — изрек он. — Ты передашь ему это, когда он очнется?
Тут аркканцлер почувствовал, как кто-то тянет его за полу мантии, и опустил глаза.
— Ты прости, что отвлекаю… — сказала Эск.
— Здравствуй, девочка, — медоточивым голосом отозвался Напролоум. — Ты пришла посмотреть, как твоего брата будут принимать в Университет?
— Он мне не брат, — возразила Эск. У нее бывали минуты, когда ей казалось, что весь окружающий мир населен одними ее братьями, но сейчас она так не считала. — Ты важное лицо здесь?
Напролоум взглянул на коллег и расплылся в улыбке. Мода — явление вездесущее, не обошла она своим вниманием и среду волшебников. Иногда маги поголовно выглядят тощими, изможденными и разговаривают с животными (животные их не слушают, но ведь главное — намерение), а иногда модно быть смуглым, угрюмым и носить маленькую черную остроконечную бородку. Сейчас в моду входил рубенсовский стиль. Напролоум аж раздулся от скромности.
— Самое важное. Маг должен делать все, что в его силах, чтобы служить ближнему верой и правдой. Да. Я бы сказал, очень важное.
— Я хочу стать волшебником, — заявила Эск.
Стоящие за спиной Напролоума младшие по рангу волшебники уставились на нее так, словно увидели перед собой новую и чрезвычайно любопытную разновидность жучка обыкновенного. Лицо аркканцлера побагровело, глаза выпучились. Он смотрел на Эск и, казалось, изо всех сил старался не дышать. Наконец он не выдержал и расхохотался. Смех возник где-то в районе объемистого живота и начал пробираться наверх, отдаваясь эхом от ребер и вызывая в груди Напролоума небольшие волшебникотрясения. Наружу смех вырвался серией сдавленных похрюкиваний. Он просто зачаровывал наблюдателей, этот смех. Обладал неповторимой индивидуальностью.
Но, поймав взгляд Эск, Напролоум сразу замолчал. Если его смех был цирковым клоуном, то ее решительный прищур представлял собой быстро падающее ведро с краской.
— Волшебником? — переспросил он. — ты хочешь стать волшебником?
— Да, — кивнула Эск, пихая полубесчувственного Саймона в неохотно подставленные руки Тритла. — Я восьмой сын восьмого сына. В смысле дочь.
Окружающие волшебники обменивались взглядами и перешептывались. Эск попыталась не обращать на них внимания.
— Что она сказала?
— Она серьезно?
— Я всегда считал, что дети в ее возрасте просто очаровательны, вы согласны?
— Ты — восьмой сын восьмой дочери? — уточнил Напролоум. — В самом деле?
— Все наоборот, только не совсем, — с вызовом отозвалась Эск.
Напролоум промокнул глаза носовым платком.
— Прямо-таки завораживающе. По-моему, я никогда не слышал ничего подобного. А?
Он оглянулся на быстро растущую аудиторию. Те, кто стоял сзади, не могли разглядеть Эск и вытягивали шеи, думая, что здесь вершится какое-то забавное волшебство. Напролоум пребывал в растерянности.
— Ну что ж, — буркнул он. — Ты действительно хочешь стать волшебником?
— Я неустанно повторяю это всем и каждому, но никто, похоже, не слушает, — возмутилась Эск.
— Тебе сколько лет, девочка?
— Почти девять.
— И, когда вырастешь, ты хочешь стать волшебником?
— Я хочу стать волшебником сейчас, — твердо сказала Эск. — Ведь это, если я не ошибаюсь, здесь делается?
Напролоум посмотрел на Тритла и подмигнул ему.
— Я все вижу, — предупредила Эск.
— Дело в том, что раньше женщин-волшебников никогда не было, — попытался объясниться Напролоум. — Поэтому мне кажется, что твои требования идут вразрез с существующими обычаями. А может, ты станешь ведьмой? По-моему, прекрасная карьера для девочки.
Один из стоящих у него за спиной второстепенных волшебников расхохотался. Эск смерила весельчака презрительным взглядом.
— Быть ведьмой неплохо, — признала она. — Но я считаю, что волшебникам живется куда веселей. А вы как думаете?
— Я думаю, что ты единственная в своем роде, — признался Напролоум.
— Что это значит?
— Это значит, что ты всего одна такая на всем Плоском мире, — объяснил Тритл.
— Вот именно, — подтвердила Эск, — и я по-прежнему желаю стать волшебником. У Напролоума иссяк словарный запас.
— Ну, в общем, ты не можешь, — промямлил он. — Одна мысль об этом!..
Он выпрямился во всю свою ширину и повернулся, намереваясь уйти. Что-то потянуло его за полу мантии.
— Почему не могу? — спросил чей-то голос.
Он обернулся
