с его!
А, так как рот у меня занят, то заявить решительный протест не получается! Разве что…
Дергаюсь сильнее, пытаюсь каблуком попасть по ботинку босса, но в этот момент он останавливается самостоятельно. Отрывается от моих губ, продолжая сжимать за талию, смотрит тяжело, грудь ходуном ходит…
Вообще, ИИ выглядит так, словно бык перед тореадором, когда его на полном ходу тормознули. Надо использовать момент! Пока бык не кинулся и на рог не насадил!
— Что вы?.. Игорь Игоревич… — выдыхаю я, продолжая упираться в его плечи ладонями и раздумывая над целительной пощечиной. После этого я, естественно, отсюда пробкой вылечу, но, с другой стороны, должны же быть хоть какие-то границы?
— Эммануэль… — хрипит он, разглядывая меня так внимательно, словно что-то интересное увидеть хочет. Крайне ему необходимое.
— Отпустите меня, Игорь Игоревич… — решительно требую я и, чтоб не казаться голословной, дергаюсь в его объятиях, показывая, как сильно хочу выбраться, — что вы себе позволяете?
— Я?
На его лице безмерное удивление, на моем, впрочем, тоже, так что мы стоим и какое-то время зеркалим друг друга.
А затем на лице ИИ что-то такое мелькает, сложное очень, он осматривает меня еще раз, внимательно, с прищуром, и кивает:
— Вот так, значит? И ничего мне сказать не хотите больше? А, Эммануэль… Эдуардовна?
— Нет, — нахмурившись, отвечаю я, — только предупредить: у меня есть некоторый опыт, как вы понимаете, с доказательством харрасмента в суде… Не хотелось бы его использовать… Надеюсь, мы друг друга поняли.
— Предельно, Эммануэль Эдуардовна, — кивает ИИ и отходит от меня на безопасное расстояние, — прошу прощения, что решил, будто все произошедшее имеет под собой серьезные основы и понадеялся на… продолжение.
Это он о чем, вообще?
Хочу уточнить, но ИИ садится за стол и кивает мне на дверь, показывая, что больше разговаривать не намерен.
Ну и ладно.
Выхожу за дверь, машинально вытираю влажные натертые губы… И наталкиваюсь на внимательный, презрительный взгляд Людмилы.
Она смотрит так, словно я… ну не знаю… какашку ей в конфетной обертке предложила.
— Шустрая ты девочка, Эммануэль, — говорит, наконец, она, — тебе имя очень подходит.
А это что такое?
— Что вы имеете в виду, Людмила Вячеславовна? — холодно, невольно копируя ее тон, спрашиваю я.
— Только то, что сказала. Вопросы есть ко мне какие-то? Нет? Тогда у меня работа.
Она отворачивается, принимается щелкать по клавишам с пулеметной скоростью, а я, постояв еще пару секунд, просто выхожу из приемной.
Все, мне это надоело.
И босс с его внезапной любвеобильностью, и непонятная Людмила, с ее внезапной холодностью, и Колесников, вообще весь такой внезапный… А вот и он, кстати! Топает по коридору навстречу!
И я теперь знаю, на ком оторвусь по полной программе!
Хватаю радостно улыбающегося мне Колесникова за локоток и буксирую к себе в кабинет. Хотя бы один гордиев узел я сегодня разрублю.
— Эмик, лапа моя, — Колесников развивает бешеную активность сразу, после того, как закрывается дверь, явно давая понять, что мое ледяное суточное молчание на его осаду вообще было не принято во внимание и прошло впустую. — Ну ты как? Похмелье — вещь жесткая… А знаешь, какое самое лучшее средство от похмелья? Секс…
Последнее слово он произносит томным голосом, прижимая меня к полотну двери, точно так же, как до этого ИИ. Они на одни курсы пикапа ходили, что ли? Что за манеры?
Так как Колесников — не ИИ, я не считаю нужным церемониться.
Просто луплю его по щеке, потом еще разочек по другой, с оттягом и нереальным наслаждением. Потому что достали! Замучили! Мужики! Эти! Похотливые!
На пятой пощечине Колесников понимает мою бессловесную коммуникацию и стремление к свободе, и отступает.
Потирает щеку, смотрит на меня с нереальным удивлением, прямо как босс пару минут назад:
— Ты чего, Эмик? Взбесилась, что ли?
— Нет, это вы вокруг все взбесились, — рычу я, — какого черта, Колесников? С чего ты решил, что меня можно так хватать?
— Ну… Мы же, вроде, переспали… Или тебе так не понравилось? Так я просто не в форме был, Эмик, я могу лучше, сейчас увидишь!..
— Так, стоп! Вот стоп сейчас, Колесников! — выставляю перед собой ладонь, тормозя эту машину для секса, — с чего ты вообще взял, что мы с тобой переспали?
— Ну, Э-э-эмик… — тянет он, масляно улыбаясь, просто фу, вот фу! — ну ты чего? Стесняешься? Ну ладно тебе… Мне все понравилось, ты была великолепна… А если тебе что-то не зашло, то я говорю тебе, надо просто повторить… Ты мне всегда нравилась, еще со школы. Помнишь же? На выпускном…
— На выпускном ты получил по яйцам, Колесников, — язвительно напоминаю я ему этот грустный в судьбе любого мужика момент, — это вообще не подходит под категорию “нравится”. Ты мне не нравился никогда. И сейчас — тоже. Как человек — да. А вот как мужик…
— Э-э-э… — для Колесникова мои откровения — полная неожиданность, он стоит, удивленно хлопает ресницами, осматривает меня, явно в поисках изъянов, мешающих мне полюбить его, такого нереально крутого, — а тогда зачем ты со мной трахалась? По пьяни, что ли? И не помнишь ничего?
— И ты ничего не помнишь, Колесников, — фыркаю я, — потому что не было у нас ничего. И не надо мне в уши свистеть. Ты нажрался до поросячьего визга, и я тебя домой отбуксировала. Вот и все.
— А почему мы голые проснулись в одной кровати? — коварно спрашивает Колесников, — нет, ты, Эмик, чего-то ерундишь…
— Да я тебя пожалела, раздела, чтоб спать было легче! — выхожу я из себя, — а потом сама сняла костюм морковки, потому что задолбал он меня! И засмотрелась на твое небо, оно очень залипательное… И заснула… Просто заснула, Колесников! Потому что устала, как лошадь! Так бывает! И все! Все!
Колесников напряженно размышляет, разглядывая меня и выискивая в моих словах обман.
Отвечаю ему прямым, крайне честным взглядом, складываю руки на груди, поднимаю бровь с вызовом.
И Колесников сдувается под моим напором.
— Чего, реально ничего не было, да?
