Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
сначала вошёл доктор, а за ним трое мужчин, одетых в пальто до самых колен, кожаные сапоги и шлемы с козырьком и красной звездой на лобовой части. Войдя в комнату, мужчины застали Дмитрия, как мы уже знаем, в сидячем положении, тупо смотрящего в пол, не обращающего на них никакого внимания. Мужчины немного помедлили, а потом один из них, самый высокий, проговорил грубым голосом:
– Сержант Дмитрий Соколов, с вами имеет честь говорить лейтенант советской милиции, Анатолий Грач. Вы обвиняетесь в убийстве капитана Сорокина и его секретаря, Александра Васильевича в военное время, поставив под угрозу исполнение операции по обороне Варшавской крепости. Мы, к сожалению, не могли беспокоить вас пока вы были в коме, но теперь, когда вы более-менее пришли в чувства, вы должны проследовать с нами в отделение. Скажите, вы признаёте эти обвинения?
– Нет, не признаю, – сказал Дмитрий спокойным и немного надменным голосом.
– Не признаёте? Но в таком случае…
– Не признаю. Я убил не только этих двоих. Я также виновен в смерти лейтенанта Анатолия Астапова, а также в смерти своего отца. Я убил Астапова во время наступления немцев на крепость, а отца у себя дома.
– Но… В таком случае… Даже если учесть то, что вы чистосердечно признались ещё в двух убийствах, принеся тем самым огромную помощь правосудию, вам всё равно будет назначен срок, до окончания которого вы, боюсь, не доживёте… – растерянно проговорил милиционер.
– Мне всё равно, что со мной будет… Делайте что хотите. Это ваша работа, я готов сдаться.
Милиционер оробел. Ещё никогда за свою карьеру ему не приходилось встречать настолько холодного и спокойного человека, которому было абсолютно наплевать на последствия своего преступления, да и на свою жизнь в целом. Он смотрел на этого человека с чувством жалости к нему, в большинстве от того, что никак не сможет ему помочь. «Тюремное заключение для него – блаженство. Прости, что мне приходится так поступать», – подумал милиционер, после чего подошёл к Дмитрию и надел на него наручники. Двое других милиционеров встали по бокам и, взяв Дмитрия под руки, поставили его на ноги.
– Возьмите вот это, – проговорил один из офицеров, стоявший слева от Дмитрия и подал ему два костыля.
Дмитрий встал с кровати, опираясь на костыли и пошатываясь в разные стороны.
– Идём, – проговорил чем-то подавленный милиционер и группа из трёх человек поволокли Дмитрия, который еле мог держаться на ногах, из больницы.
Выйдя на улицу, милиционеры усадили Дмитрия на заднее сиденье небольшой и далеко не новой машины, вмещающей не более четырёх человек.
Дмитрий спокойно сел на сиденье, конечно не без помощи милиционеров и, со сложенными на коленях руками, продолжил смирно сидеть в машине. Один из офицеров сел назад, слева от Дмитрия, а другой вперёд, справа от руля. Высокий милиционер, говоривший с Дмитрием сел за руль и закурил.
Они ещё немного посидели в машине, а когда милиционер-шофёр наконец докурил, всё же тронулись с места и направились в сторону милицейского отделения.
Где-то через четверть часа они были на месте. Дмитрия также взяли под руки и, выволочив из машины, повели в участок. Сзади шёл высокий милиционер, у которого, как мы помним, была очень интересная фамилия Грач. Он успел закурить ещё одну сигарету, поэтому шёл не торопясь.
Дмитрий вместе с полицейскими вошёл в здание, а через пару минут они снова вышли оттуда. Снова Дмитрия посадили в машину и повезли куда-то, куда он сам не знал.
Всю поездку он сидел молча, не издавая не звука. Он думал о том, что с ним станет, куда его отвезут и в какой камере он проведёт остаток своей ничтожной жизни. Сержант мечтал только об одном: чтобы рядом с ним прямо сейчас сидел Виктор. Сидел, рассказывал о своей нелёгкой жизни, вспоминал про то, как тяжко было на Балканах, а возможно и на русско-немецком фронте. Только одно могло обрадовать этого несчастного человека, одна мелочь, которая была к сожалению, так далека от реальности. «Лишь Господь Бог знает, что со мной будет. Только лишь он понимает, что нужно мне сейчас и что будет мне дано, а что останется лишь мечтой».
Вскоре машина подъехала к большому мрачному зданию, чем-то напоминавшему старый завод. Дмитрий точно не мог сказать, сколько в нём было этажей, однако понимал, что это явно не ещё один участок или отделение милиции. Это была тюрьма. Самая настоящая, жуткая и до глубины души отвратительная. Она возвышалась также грозно, как возвышался замок Иф над Эдмоном, плывущим в лодке в произведении А. Дюма «Граф Монте-Кристо», она была ужасна и неотвратима.
Дмитрия ввели в здание через большую дверь, минув двухчасовых и ров воды. Проходя по тёмному, еле освещённому коридору, Дмитрию удавалось разглядеть множество тюремных камер, наполненных разными заключёнными. Кто-то был избитый, кто-то толстый, а кто-то худой. Идя по этому жуткому коридору, Дмитрий впервые за неделю почувствовал что-то другое, кроме безразличия или необъяснимого страха. Он почувствовал, что вовсе не хочет умирать и что боится уже не чего-то неизвестного, а вполне понятного и поистине жуткого. Он боялся смерти.
Идя по этому длинному коридору, Дмитрию вдруг почудилось, как кто-то зовёт его мягким и приятным голосом, будто в его уши льются вовсе не слова, а мелодия какого-то музыкального инструмента, на котором играет мастер, потративший на своё дело половину жизни. Дмитрий не разобрал слов, доносившихся откуда-то сверху, однако голос этот показался ему таким блаженным и умиротворяющим, что сердце и душа его в тот же миг успокоились. Он почувствовал, как жуткие и плохие мысли о будущем вместе со страхом куда-то уходят из его головы, исчезая, пожалуй что навсегда.
Через несколько секунд голос донёсся ещё раз. Он был уже немного громче, и теперь Дмитрий всё-таки сумел разобрать, что до него пытался донести этот голос. Он звал сержанта по имени. «Дмитрий», – донеслось вдруг ещё раз откуда-то сверху. Тогда сержант обернулся и осмотрелся, однако не увидел ничего, кроме стен тюрьмы и множества камер с самыми разными заключёнными.
Тогда сержант, наслаждаясь этим чудотворным голосом закрыл глаза и будто уже не шёл, а плыл, скользил по тюремному коридору. Да и вовсе это был уже не коридор. Это была дорога, простиравшаяся сквозь небесную гладь где-то высоко-высоко над облаками. Дорога эта была устлана расписным, и даже казалось, позолоченным ковром, который вряд ли был привезён из нашего мира. Вокруг было чистое солнечное небо, не было птиц или жужжащих мух, а только тишина, будто Дмитрий шёл по ночному
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
