— Я хотела посидеть с ним немножко, — сказала Сьюлин.
— По-моему, ему лучше отдохнуть. У него температура. И мне кажется, мы должны с вами поговорить, мисс Муа.
Они вышли во двор, прошли в тени главного здания и присели на каменную скамью с видом на сад. Воздух был жарким и неподвижным. Солнечный свет падал на цветы за оградой так, словно придавливал их своим весом. Сьюлин ждала, когда миссис Рэбка заговорит. Она ожидала от нее каких-то недружелюбных выпадов рано или поздно. Миссис Рэбка как бы заменяла Айзеку мать. Но именно «как бы», поскольку его натура начисто исключала проявления подлинной человеческой теплоты. Во всяком случае, с его стороны.
— Он никогда раньше не болел, — сказала миссис Рэбка. — Ни разу. Но с тех пор, как вы появились… он уже не такой, как раньше. Бродит, мало ест. Читает все подряд. Сперва я думала, что это хороший знак. Но теперь я не удивлюсь, если это окажется проявлением симптома?
— Симптома чего?
— Не притворяйтесь.
Миссис Рэбка была крупного сложения. Сьюлин все эти люди казались рослыми — сама она была ростом едва в пять футов три дюйма, — но миссис Рэбка была крупнее их всех и, казалось, стремилась выглядеть кем-то вроде строгой надзирательницы.
— Я знаю, кто вы, и все знают. В нашей общине уже столько лет о вас говорят. Мы не удивились, когда вы нас нашли. Скорей, удивились, что не нашли раньше. Мы готовы были дать вам возможность наблюдать за развитием Айзека, даже общаться с ним. При одном условии: что вы не будете вмешиваться в наши дела.
— Я вмешивалась?..
— С тех пор, как вы здесь, с ним творится что-то неладное. Это невозможно отрицать. Может быть. Но я здесь ни при чем.
— Ни при чем? Хотелось бы верить… Но вы ведь уже однажды имели дело с подобным случаем? До того, как попали на Землю?
Сьюлин кивнула в ответ. Она никогда этого не скрывала. Эта история имела широкое хождение среди земных Четвертых — особенно таких, как Двали, одержимых мыслями о гипотетиках.
— Это был такой же ребенок, как Айзек?
— В чем-то, может, и такой же. Но, как и Айзек, он был уже не ребенком. Ему было столько же, сколько сейчас Айзеку, когда…
— Он умер.
— Да, его не стало.
— Из-за того, что он… был такой?..
Сьюлин ответила не сразу. Ей было невыносимо воскрешать эти воспоминания. К тому же она чувствовала, это были не просто воспоминания, а предвестия.
— Да. Он погиб в пустыне. — «Не в этой, в марсианской», — добавила она про себя. — Пытался найти дорогу, но заблудился.
Она закрыла глаза. Из-под прикрытых век весь мир представлялся залитым красной краской из-за невыносимо яркого солнца,
— Если б я могла, я бы остановила вас. Вы это знаете. Но я опоздала, а вы все слишком хорошо владеете искусством самоубеждения. Теперь я точно так же не могу ничем вам помочь, как и вы сами себе, миссис Рэбка.
В голосе миссис Рэбка зазвучал металл и посыпались обвинения:
— Я не позволю вам дурно на него влиять!
— По-вашему, я дурно на него влияю?
— По-моему, да. И, если честно, вы его боитесь.
— Миссис Рэбка, неужели вы до такой степени ничего не понимаете? Да, конечно, боюсь. А вы — нет?
Миссис Рэбка, ничего не ответив, встала и ушла в дом.
* * *
К вечеру у Айзека так и не прошел жар, и его не выпускали из комнаты. Сьюлин лежала у себя — ей не спалось — и смотрела сквозь исцарапанное песком стекло на звезды.
На гипотетиков — если пользоваться этим на удивление двусмысленным именем, каким наградил их английский язык. Их стали называть так еще до того, как появились зримые свидетельства их существования. Гипотетические сущности, отгородившие Землю странным темпоральным барьером так, что за время, достаточное, только чтобы выгулять собаку или причесаться, во Вселенной могли пройти миллионы лет. Сеть воспроизводящихся квазибиологических машин, рассеянных по всей галактике. Они вторгаются в дела людей — а может, и бессчетного множества других разумных цивилизаций — по причинам, никому не известным. Возможно, и вовсе без причин.
Будучи невидимыми, они заполняли собой все небо. Они были повсюду.
Что еще о них можно сказать?.. Сеть столь гигантских размеров, что способна охватить всю галактику, неотличима от природных сил. С ней невозможны ни разговоры, ни переговоры. Если она и общается с людьми, то из нечеловеческой дали времен. Чтобы разобрать одно ее слово, надо прожить десятилетия, составить из них предложение — тысячелетия.
Мыслит ли она, хоть в каком-то смысле слова? Знакомы ли ей раздумья, споры с собой, порождает ли она какие-то идеи, которым потом следует? Иными словами: это сущность или все же только огромный сложный процесс?.. Марсиане обсуждали это столетиями. Большая часть детства Сьюлин прошла под аккомпанемент споров Четвертых на подобные темы. Ни ту, ни другую точку зрения никому не удавалось убедительно аргументировать. Что до самой Сьюлин, у нее не было определенного мнения, но ей всегда казалось, что у гипотетиков нет и быть не может никакого мозгового центра, никакого координирующего разума. Они создают нечто необычайное и непредсказуемое, но то же самое делает и обычная эволюция. Она порождает чрезвычайно сложные интерактивные биосистемы, однако у нее нет целенаправленного вектора развития. С тех пор, как репликаторы были запущены в космос (быть может, какими-то давно исчезнувшими цивилизациями еще до того, как из звездной пыли сформировались Земля и Марс), эти репликаторы подчинялись той же беспощадной логике конкуренции и мутаций. Мало ли что это могло породить за биллионы лет? Машины гигантской мощности и размера, полуавтономные, в определенном смысле «умные», или Арку и временной покров, изолировавший Землю, — все это, пожалуй, да. Но разум и сознание, способное к мотивации поступков? Сьюлин давно отвергла для себя эту мысль. Гипотетики — что угодно, только не разум. Просто пример вторжения дарвинисткой логики в космическую пустоту.
Прах машин упал в пустыню, и из него выросли странные, нежизнеспособные цветы. Колеса, трубки, розы с угольными глазами. А Айзека неудержимо тянет на запад. На Дальний Запад. Что это значит? Есть ли у всего этого какое-то разумное объяснение?
Но, если есть, и если это то же самое, что было на Марсе, — значит, Айзека приносят в жертву силе столь же бесчувственной и безразличной, как ветер[17].
* * *
Наутро миссис Рэбка позволила Сьюлин войти в комнату к мальчику.
— Вы сами поймете, — сказала она сурово, — почему мы так за него беспокоимся.
Айзек лежал с закрытыми глазами, закутавшись в клубок одеял. Сьюлин потрогала его лоб и почувствовала исходящий от него жар.
