четыре шины прокололи, — сказал мальчик. — Те, что приехали на черном джипе. Только что.
24.
Мальчик рассказал, что остановился черный джип, из него вышел мужчина, посмотрел на номер машины Бояна, подошел к ней, наклонился и проколол все шины, очень быстро и ловко. Потом он открыл дверцу машины, вытащил что-то из нее, взял…
— Металлоискатель, — воскликнул Димче, — у меня украли металлоискатель, черт побери!
— Мужчина был с усами? — спросил Боян.
— С усами, — весьма неуверенно ответил мальчик.
— Высокий?
— Ну, такой…
Мальчик отвечал недостаточно твердо, смущался, сомневался и потом вконец запутался. Он изо всех сил пытался отгадать, как незнакомец проткнул шины — с помощью отвертки или ножа, хотя никто его об этом не спрашивал. На вопрос, был ли в машине еще кто-то, он сказал, что видел: кто-то там был, но сколько человек — сказать не мог. После нескольких неудачных попыток узнать больше о преступнике, Боян отказался от дальнейших расспросов и пошел к машине.
— Какой смысл, — не мог успокоиться Димче, — какой смысл прокалывать шины.
— Ты насчет шин лучше бы помолчал, — сказал Боян, повернувшись к нему.
Все собрались вокруг машины, рассматривая колеса. Издалека можно было подумать, что люди пришли поклониться священной машине: группа верующих просит совета или прощения грехов или хочет принести жертву неподвижному существу. Черная курица зарезана, ее кровь течет из-под каменного ножа, шаман ошеломленно смотрит на окровавленную печень — он видит в ней знаки смерти, близкой погибели. Все склонились перед идолом с широко раскрытыми глазами — все знаки указывали на то, что он не принимает их жертвы, не хочет услышать их мольбу, у буйволиц не будет телят, засуха уничтожит посевы, поля останутся пустыми. Было ясно: бог подземного огня разъярен.
— Здесь есть шиномонтаж? — спросил Боян.
Ему ответили, что есть парень, который ремонтирует шины для тракторов, но сейчас его нет — поехал на пасеку. Кого-то послали его искать, а пока что все уселись в тени у Дома культуры, двигаться на жаре не хотелось, все усилия потеряли смысл. Жители деревни неоднократно пытались завести разговор, но Боян молчал, Майя грызла ногти, и даже у Димче не было сил отвечать на вопросы, которые ему время от времени задавали.
Собаки лениво сгоняли мух, подергиваясь различными частями тела; лишь иногда, когда муха впивалась в морду, они клацали челюстями, пытаясь поймать кровопийцу. На холме отчаянно ревел осел.
— Кстати, мы не сказали вам, — вспомнил вдруг старый рассказчик и показал свои два желтых зуба. — Был еще грузовик с людьми, вчера вечером тут проезжал. Тоже спрашивали про Гарваницу. Вроде, цыгане, точно не знаю. Что это всех в Гарваницу потянуло, уж не ярмарка ли там?
Жители деревни попытались улыбнуться шутке своего юмориста, но по хмурому выражению лица Бояна почувствовали, что смеяться нечему.
— Так мы туризм у нас не разовьем, — печально сказал человек в тренировочных штанах. — Если узнают, что тут колеса режут…
Наконец-то появился парень, который разбирался в шинах.
— Можно сделать побыстрее? — нервно спросил Боян.
У парня был большой шрам на левой щеке над губой, поэтому эта сторона лица у него постоянно улыбалась.
— Сделаем, — сказал он, поворачиваясь к Бояну грустной половиной лица. — Нет проблем.
— Послушай, — наклонилась к Бояну Майя, — тот, кто говорил: Франс, Франс…
— Да, кажется, мы услышали часть истории о печальном конце капитана Деклозо… Я тебе рассказывал, из дневника полковника.
— А те, что прокололи нам шины…
— Это те, кто добрался до его карты.
— Ты думаешь, это опасно?
— Для тех, кто роется там, в храме Митры, полном снарядов, да. Нам нужно поскорее добраться туда и предупредить их.
Наконец шины заклеили. Закончив работу, парень со шрамом предложил показать дорогу к Гарванице — и его тоже посадили в машину.
— Нет проблем, доедем, — сказал парень. — Поезжай сейчас налево, вот по этой дороге, что идет в гору.
Дорога была плохой — очевидно, ею много лет никто не пользовался: ливнями на проезжую часть нанесло гальку, камни, в некоторых местах из-за этого едва можно было проехать. «Рено» Бояна опасно качалось, подпрыгивало и ревело. Вокруг на склонах холмов стояли осыпающиеся скалы цвета шлака, торчащие из земли, как руины каких-то древних крепостей; между ними росли кусты можжевельника.
Боян был вынужден ехать медленно и осторожно. Дорога шла в гору. Местами она сузилась до едва проезжей колеи: с левой стороны ее ограничивал склон, с правой — овраги.
Больше часа машина переваливалась с камня на камень — перед ними открывался поворот за поворотом, казалось, им не будет конца, в машине стало неописуемо жарко, все молчали, боясь открыть рот от пыли, на ямах все внутри переворачивалось..
Внезапно они увидели грузовик. Пустой, он стоял посреди дороги. Дальше проехать было невозможно — когда-то дождевой поток стащил на дорогу огромный дубовый пень, потом вокруг пня, корни которого поднимались, как щупальца раздавленного чудовища, собралась куча гальки, перемешанной с сухими ветками, создав препятствие, преодолеть которое было невозможно.
— Это грузовик, который Максуд взял у себя на работе, — сказал Димче. — Настоящая развалина, я же говорил. Удивительно, что он сюда дотащился.
В грузовике никого не было. Они стояли рядом с ним, смотрели по сторонам. Из зарослей можжевельника доносилось стрекотание кузнечиков, раскаленный воздух дрожал над сухой землей, мелкие зерна шпата сверкали, как крошечные зеркала.
— Отсюда до Гарваницы недалеко, — сказал парень, который их сопровождал. — Если перейти вон те холмы…
— Ладно, — сказал Боян. — Пошли.
— Мне что-то идти совсем не хочется, — сказал Димче, глядя на холмы, возвышавшиеся над ними. — Если кто-то совсем с ума сошел…
— Сошел или не сошел, их нужно спасти, — сухо сказал Боян. — В любой момент они могут дорыть до взрывчатки. Как мы будем себя чувствовать, когда подумаем, что могли бы им помочь. Сейчас важно их вытащить, остальное — потом.
— Я знаю, что говорил с излишним пафосом, — пробормотал Боян, когда Майя остановилась рядом с ним, чтобы перевести дух после долгого подъема.
— Не важно, в главном ты прав. Мы должны что-то сделать.
Они шли друг за другом по голому холму, находя путь между скалами. Время от времени перед ними оказывались следы давнего человеческого присутствия: полузасыпанные траншеи, укрытия, брустверы, которые время уже почти разрушило и лишило смысла. На земле, рядом с раздробленными камнями, лежали почти неузнаваемые ржавые гильзы, но с какой войны они остались — уже нельзя было узнать: металл был деформирован и от ржавчины стал цвета почвы. Земля возвращала в свою вечно голодную утробу прежнюю руду, медленно, но верно забирая то, что было когда-то у нее отнято и использовалось в совершенно бесплодных,
