тряпками и вёдрами. И с мужиками.
Никто не возразил, значит – так и поступим. Дома Пелагея выслушала наш план и одобрила.
- Парней бери, пусть таскают. За дровами тоже сходят потом, да несколько раз. Найдём, у кого взять лошадь с телегой, там можно по дороге проехать, которая в крепость, хоть часть пути облегчить.
Вот, уже что-то. Ладно, после обеда приступим.
Но после обеда меня задержала пришедшая откуда-то Трезон.
- И куда это вы собрались, позвольте узнать? – ехидно поинтересовалась она.
3. Я сделаю это
3. Я сделаю это
Трезон стояла, смотрела на меня, и, похоже, думала, что знает что-то обо мне. Что-то такое, что недоступно мне самой.
- А вам, простите, какое дело? – недружелюбно поинтересовалась я.
- Как это какое? – возмутилась она. – Самое прямое!
- А вот и нет, дорогая Ортанс, - тихо сказала я. – Мы с вами друг другу самое обыкновенное никто. Вы мне не родственница и не камеристка, я за вас не отвечаю и не собираюсь. И если я хочу как-то устраивать свою жизнь здесь, то вас это не касается нисколько, понятно вам? Я не обещала заботиться о вас, и разумных причин у меня для этого нет. Поэтому я постараюсь перебраться отсюда в свой дом поскорее, а вы вольны поступать, как считаете нужным. Хотите – оставайтесь здесь. Не хотите – поищите себе другое пристанище.
- В таком случае, я переезжаю вместе с вами, - заявила она.
- А я вас с собой не звала, - покачала я головой. – И не собираюсь. Зачем бы мне брать вас с собой? Я в душе не ведаю, чего ради вы потащились за мной на край света. Наверное, вам что-то за это обещали, возможно – обещали немало. И это ваши проблемы, понимаете? Что вам обещали, что за это обещали вы, и как собираетесь выполнять. Меня это не касается нисколько.
- Но… Как… - она стояла, смотрела, разевала рот и иногда издавала звуки.
- Вот так. Думать нужно было раньше. Или вас тоже сослали, просто вы тут прикидываетесь?
Я уже знала к тому моменту от Марьи, что Трезонка появилась в их с Женевьевой жизни накануне отъезда, до того её знать не знали и в глаза не видели.
- Да как вы можете так обо мне говорить!
- Легко, - пожала я плечами. – По существу готовы что-нибудь сказать? Нет? Значит, уйдите с дороги. У меня дела.
Я невежливо отодвинула её и вышла. Подхватила жестяное ведро с тряпками, выданное Пелагеей, и отправилась на гору. Марья и Меланья уже ждали меня у калитки.
Троих парней, которых выдала мне в качестве подмоги Пелагея, звали Лука, Фома и Алёшка. Когда я про того Алёшку в первый раз услышала, меня всё равно что подбросило. Потом насмелилась, глянула – мой-то Алёшка высокий, в Женю, сероглазый брюнет, а этот – с льняной головой и чёрными глазами. И пониже моего, поосновательнее. Я выдохнула. Ну мало ли Алёшек в мире? В школе вместе с моим ещё двое учились, в универе у него тоже были тёзки. Поэтому – выдыхай, Женя.
Они сидели на крылечке моего дома и грызли орехи – орехов в этом году уродилось много, они встречались абсолютно во всех карманах. Мне тоже предлагали, но я боялась повредить какой-нибудь зуб, поэтому пока держалась.
- Так, работнички, скорлупу на пол не бросать, - начала я с места в карьер. – Поднимаемся, следуем за мной, смотрим фронт работ.
Они переглянулись – ничего так раскомандовалась пришлая баба – но оторвали зады от крыльца и пошли.
- Видим всё это великолепие? – я показала на мебельные завалы.
- Видим, - кивнул Лука, он старше двух других.
- Вынести во двор, расставить красиво – чтоб можно было подойти и каждый стол и каждую лавку отдельно осмотреть. Потом сообразим, что с ними делать. А, да, окна ещё нам откройте, мыть будем. И чтобы мыть – нужно принести воды. Двое таскают мебель, третий носит воду.
Снова переглянулись, повиновались. Пошли таскать, за водой послали Фому, среднего. Бочка нашлась в кладовке, вытащили её во двор, пусть наполняет.
- А мы, девочки, будем всё это мыть.
Мыть в здешних условиях – это значит, греть воду. Греть воду – это значит, топить печку. Женя, ты вообще умеешь топить печку? Придётся научиться.
Чем растопить? Бумаги ни листочка, бересты тоже как-то нет. Берёзы есть в лесу, но не побегу же я сейчас в лес за клочком на растопку?
- Слушайте, а чем растопить-то? – я растерянно глядела на Марью и Меланью.
- Так видели же в кладовой какие-то деревяшки, - напомнила Меланья. – Вы сказали, что их можно в печь.
- Точно. Я забыла уже, - вот что значит – местный ребёнок, всё знает.
Из дворовой кладовки принесли несколько дощечек на растопку, я догадалась делать всё это не сама, а попросить Алёшку. Он оказался младшим из троих парней, но умел всё, что нужно для выживания, добывать огонь – в том числе. Дальше мы смотрели на дым, терпели дрянной запах – потому что никто не знает, чем та печка заросла за те три года, что её никто не топил. Пыль, и наверное, не только она. На даче в печь бросали бумажный мусор, который потом можно было сжечь. Здесь откуда бумажный мусор?
И вот в разгар наших приготовлений к нагреву воды стукнула дверь, и к нам пожаловала гостья.
- Здоровьица вам, - поклонилась, войдя, знахарка Евдокия. – Вижу – дым коромыслом, дай, думаю, зайду, вдруг помощь какая нужна.
- И ты здравствуй, - кивнула я. – Вот, тут у нас уборка. Дом-то хороший, просто зарос по уши. Сейчас печь растопим, будем воду греть.
- А чего ты сама воды не нагрела? – Евдокия смотрела, будто не понимала.
Я, правда, тоже не понимала.
- Ты о чём? Что значит – сама нагрела?
- То и значит, - она подошла к бочке, в которую Фомка таскал воду – по два ведра, и опустила туда руки.
Через некоторое время от воды пошёл пар. Я не поняла ничего, подошла, сунула палец… вода уже не была такой ледяной, как изначально.
