на место и испугался второй раз.
Баба Дуся сидела за столом. Перед ней стояла большая плоская корзина, полная всякой всячины. Чуть в стороне пускала золотистые искры книга.
— Нам понадобится, — сказала ведьма без предисловий, — тряпица от любой старой вещи. Нестиранной! Запомни!
Она подняла вверх узловатый палец и выразительно покачала им в воздухе. Убедилась, что я услышал ее слова, достала из корзины мужскую футболку. Старенькую, с прожжённой дырочкой на пузе.
Футболку эту я узнал сразу. Когда-то я ее очень любил. А дырку прожег случайно, когда ходил с друзьями в поход. Я машинально протянул руку, но тут же отдернул, сказал сам себе: «Эта футболка не твоя. Всего лишь сон. Это не на самом деле!»
— Ой, ли? — Баба Дуся усмехнулась.
Кот с печи отрывисто замякал. Если это был кошачий смех, то точно издевательский. Я про себя чертыхнулся. Здесь все читали мои мысли. Пренеприятнейшее ощущение.
Я сцепил пальцы в замок и молча уставился на старуху. Та снова была спокойно-добродушна. Не ведьма, а божий одуванчик. Она расстелила футболку перед собой, пошарила в корзине, выудила из-под барахла изуверского вида ножницы с узорными ручками, и я понял, что футболке пришла хана. Впрочем, в реальности хана ей пришла уже давно.
— Тряпица нужна примерно такая.
Звонко щелкнули лезвия. Клац-клац, и в руках у старухи оказался квадратный кусок ткани в две ладони размером.
— И еще одна, — снова пошли в ход ножницы, вырезая второй квадрат, раза в четыре меньше, чем первый, — вот такая.
Оба куска расстелили на столе. Бренные останки футболки сами собой исчезли, испарились.
— Дай руку! — Потребовала старуха.
Я послушно протянул ладонь. Ведьма вцепилась в нее крепко, как пиявка. В пальцах ее из пустоты появилась игла. Я не успел и глазом моргнуть, как острие вонзилось мне в подушечку безымянного. Больно вонзилось, безжалостно.
— Это зачем еще? — Запоздало вырвалось у меня.
— Чего орешь? — Бабка деловито накинула на ранку меньший кусок тряпки. — Поздно уже.
И она нажала, выдавливая кровь. Потом отпустила мою руку. Протянула тряпицу вперед.
— Нужны кровь и слюна. Плюй!
* * *
Да чтоб вас с вашей учебой! Я глянул на нее украдкой, поймал смеющийся взгляд и… плюнул. Строго по инструкции, на ткань, в центр протянутой ладони. Мда-а-а, так мне еще не доводилось развлекаться.
— То ли еще будет! — Многообещающе выдала старая ведьма.
Я ощутил острейшее желание трижды сплюнуть через левое плечо, сказать: «Чур меня, чур!» Кот с печи в ответ на мои мысли зашипел.
— Ирод! — Искренне возмутилась старуха. — Ты чего мне котейку пугаешь? Чего нервируешь бедного?
Пугаешь? Я? Да у меня у самого сердце юркнуло в пятки и решило остаться там навсегда. У бедного котейки сияли глаза. Алым. Как два ненормальных фонаря. По беленой поверхности печи, по стенам, по полу бежали блики. Сам кот раздулся в два раза.
— Васенька! — Ласково пропела хозяйка. — Не бойся, он шутит!
И пнула меня под столом. Я поспешно отреагировал:
— Шучу я, шучу!
Кот напоследок повертел головой, прощупал алыми фонарями местность и сдулся. Я сдулся вместе с ним. Захотелось, как в детстве, попросить: «Тетенька, отпустите меня домой, я больше не буду!»
— И не мечтай, — отрезала бабка. — Дальше смотри.
Я горестно вздохнул. Надо будет у Вики повыспросить про бабулю… Меня опять пнули под столом.
— Смотрю, смотрю!
На этот раз я действительно не стал отвлекаться. Пальцы у старухи были не по-старчески ловкими. Из маленькой тряпицы она скрутила комок. Положила его в центр тряпицы большой, перехватила второй рукой. Комок оказался полностью скрыт тканью. Баба Дуся прокрутила его несколько раз. В руках у нее появился тряпичный шарик, с которого вниз свободно свисали края ткани.
— Это, — она указала на сам шарик, — голова куклы. А это, — мне продемонстрировали перекрученную ткань, — шея. Здесь надо завязать.
Старуха кивнула на корзину, там появилась шерстяная пряжа. Я подал ей клубок и поймал себя на мысли, что совсем уже не удивляюсь всем этим появлениям-исчезновениям.
* * *
— Привык, — резюмировала она, наматывая вокруг импровизированной шеи витки.
И я с ней согласился. Действительно, привык. С этими скачками во времени немудрено привыкнуть к чему угодно.
— Откуси! — Нитку протянули мне.
Я не удержался от вопроса:
— А ножницами не проще?
— Проще, — легко согласилась она, — но тогда заговор не сработает. Тот, кого лечат, должен сам перекусить нитку.
Должен, так должен. Что мне, жалко, что ли? Тем более зубы у Сереги молодые, здоровые.
Шею перевязали на два узла, чтобы голова не раскрутилась. Баба Дуся сложила ткань на столе треугольником. Так, чтобы шарик оказался в центре длинной его стороны, а прямой угол точнехонько под ним.
— Здесь, — она прихватила пальцами половинки длинной стороны, — надо сделать руки. Сильно не мудри. Небольшой отступ на плечи и прихвати ткань нитками три раза.
Палец ее ткнул в полученный жгутик, как и было обещано, три раза: плечо, локоть запястье.
— Если лечишь женщину, это все. Кукла готова. Осталось только назвать. Если мужчину…
Она разгладила ткань и сложила иначе — прямоугольником.
— Придется делать и руки, и ноги. Мужики в юбках не ходят, — она хохотнула, — если они не шотландцы. А еще надо обозначить талию. Так что перевязывать будешь так.
Пальцы ее принялись лепить из тряпицы куклу мужеского рода. Мне же пришлось откусывать нитку еще тринадцать раз. А что? Вполне себе счастливое число!
К концу процедуры я беспрестанно плевался шестью. Ворсинки застряли у меня меж зубов, мешались на языке. Я злился. Бабка с котом были довольны.
Когда кукла оказалась готова, баба Дуся вручила ее мне, сказала:
— А теперь имя. Ты сам должен назвать его.
— Как? — Не понял я.
— Скажи свое имя наоборот.
Эта игра была знакома мне с детства. Каких только слов не переворачивали мы с ребятами во дворе. Поэтому я выпалил без запинки:
— Гело Велавок.
Бабка хмыкнула, милостиво разрешила:
— Можно без фамилии. Мы ж не паспорт ему оформляем?
Я взял куклу двумя руками, поднес к глазам и четко проговорил:
— Тебя зовут Гело!
— Молодец.
Старуха отняла у меня мотанку.
— Возьми на печке пирожок.
Васенька приподнялся и заинтересованно принюхался, но обещанного
