себя.
— Где это было, помнишь?
— Конечно помню, Вавилов, что ты как маленький. В своем вертолете у Хрустального грота. Мы как раз из него штучки-дрючки тамошних жильцов извлекали. Постой… А сейчас-то я где?!
— На Элсуэрте. Горы такие есть, знаешь?
— Знаю. Но этого не может быть.
— Не может быть, но есть. Где вертолет твой? Не могли ж вы с Верховным и впрямь пешком сюда примчаться.
— Не мог… ли.
Аба безвольно опустился на ящик и покачал головой.
— Этого просто не может быть… Я ничего не помню!
— О, в это я охотно поверю! — Вавилов выпрямился, окончательно убедившись, что от Гольштейна в эту минуту толком ничего не узнать. — Жень, возьми его, возьми два радиатора, рации и на снегоходах прочешите округу километров в пять. Вряд ли вертушка дальше будет.
— Я ничего не… — Заныл, было опять Аба, но тут уж его под руку взял Скворцов.
— Пойдем-пойдем. Я тебе по дороге сказку одну страшную расскажу…
— Так, Вась, посмотри, что там из оборудования в головном вездеходе еще живо. Попробуй найти вертолет дистанционно.
— Ага, — Васька натянул свою куртку и убежал.
— Ваня, что ты думаешь дальше? — помолчав немного, спросил Заур.
— Посмотрим, — задумчиво проговорил Вавилов. Полукруги на его ладони все так же тускло поблескивали. — Но в Антарктике нам больше делать нечего.
Двенадцатое
Ярослав, действительно, дал им немножко бумажных старомодных денег. Ровно столько, сколько хватило на два билета в, пусть и удобный, но самый обыкновенный рейсовый автобус. Он лично проводил их до станции, состоящей из маленького зала ожидания и овощного рынка при нем, и снабдил в дорогу пакетом с бутербродами и бутылкой компота. Посадив своих ночных гостей в пустой автобус, Ярослав козырнул им на прощанье, и пошел к себе в деревню, поднимая потертыми шлепками дорожную пыль.
Встать пришлось рано, еще до восхода, так что Эйра, откинув спинку кресла, изволила скоротать дорогу за сном. Юки же, пусть глаза у нее и покалывало от усталости бессонной ночи, заснуть не могла, как ни пыталась. Ее не оставляли мысли о трех львах на вокзале и о том, кто мог оставить такое странное послание. Загадочный и доселе незнакомый Крайтер? Еще более загадочный Тиеф? Гениза земли, вступившая с ними в контакт своим образом? Или все вместе взятое?
Эйра настаивала, что это путеводный вектор Крайтера и раз так, особо ломать себе голову тут нечего. Юки соглашалась, но все больше для вида. Ее терзало смутное ощущение, что с самой той минуты, как они очутились в генизе, все есть именно ее фантазия. Ее сон. Сон Земли. И она — Юки — ее важная часть. Оттого она и нашла тот детский рисунок с Меркурием и ракетой. А найдя его, вспомнила об Атодомеле и Вербарии и именно поэтому на обороте обнаружила путеводную надпись.
— Три льва на вокзале…
Через полтора часа проснулась Эйра, зевнула потянулась и сразу полезла за бутербродами в пакет. Умяв три штуки, она бесцеремонно облизала кетчуп с пальцев, вытерла их салфеткой и украдкой рыгнула. Весело усмехнулась в кулак и огляделась. В автобусе по-прежнему кроме них никого не было, хотя водитель исправно останавливался в каждом маломальском населенном пункте.
— Ты не поверишь, но я впервые за все время чувствую себя живой, — горячим полушепотом призналась она сестричке.
— Вот как?
— Да! Одно дело знать что такое, например, «вкусно», или «страшно», а другое дело чувствовать это. Осязать каждой клеточкой своего тела.
— Только нет же ни клеточек, ни тела. Или ты забыла где мы?
— Вот это-то и самое удивительное! Выходит, что в генизе всякая человеческая ментальность живет свою жизнь заново! Каждая душа продолжает думать, чувствовать, видеть и осязать так, будто она жива на самом деле!
— Странная ты, — невольный смешок слетел с губ Юки, — Вы ведь с Енисеем сами убеждали меня в том, что нет разницы между твоим бытием, моим и вербарианским. Что в обезвеществленной плоскости все такое же.
— Да но… Я ведь все это говорила, не зная иного. Знать и находиться внутри этого знания, быть его деятельной частичкой это совсем другое.
— Мастер мне говорил, что отличие все-таки есть. Ну, между жизнью физической и жизнью ментальной. Ты сегодня ночью видела сны?
— Нет. Я никогда их не видела. Ни до, ни после.
— Он говорил, что сон это процесс усваивания опыта душой. Извлечение его из прожитого телом дня. А здесь… Нет тела, значит нет и снов.
— Да, думаю так. Более того, когда здесь ментальность засыпает, то она становится частью фона для бодрствующих. Если, конечно, то, что известно Енисею о генизе Вербарии и о Башнях Вечности Кетсуи-Мо с их планеты, можно соотнести с тем, внутри чего мы сейчас… — Она замолчала. Отвернулась к окну и, спустя длительную паузу закончила: — Я представить себе не могла, что настоящее бытие начинается именно здесь, внутри Земли. Этот мир прекрасен, Юки. И он открыт не только для людей, но и для таких как я…
Юки ничего не ответила, хотя про себя подумала, что Эйра, в ее теперешнем виде, пожалуй, куда как подвластней, чем была раньше, в Сети. Чувствовать себя живой это, конечно, хорошо, но как быть с точкой сборки? Как быть с тем, что сейчас она существует только благодаря ей, Юки?
Если представить сестричку как программный код — пусть невероятно сложный, до безумия сложный код, — то что мешает ей быть не настоящей Эйрой сейчас а всего-навсего копией? Вот как текстовый файл, что был скопирован с харда на флешку. Ведь что этот файл с письмом, что Эйра это только нули и единицы ее существа. Разница только в количестве символов. Вот она и была скопирована с несчетного числа кремниевых накопителей в счетное число ее ментальных атомов воды. И может быть скопирована снова, и снова, и снова… И каждая Эйра будет в точности одинаковой, до последнего нолика. Несчетное количество Эйр, отзеркаленных в несчетное количество ментальностей существа генизы Земли. Ну, точно как компьютерный вирус.
Юки встрепенулась, подняла опущенные, было, в пол глаза и огляделась со значением. А ведь и она, и любая другая ментальность точно так же может быть скопирована. Атомы одной ментальности обнуляются и принимают структуру другой, эталонной. И уж не этого ли хочет Верховный? Переписать всю генизу Земли на свой, марсианский лад.
Она хотела уж, было, поделиться своей догадкой с Эйрой, как автобус вдруг замедлил ход и остановился прямо посреди трассы. Двери открылись и в салон вошел внезапный пассажир с вместительным рюкзаком, широкополой
