Мужчины-северяне, заслышав боевой клич мятежников, разом побелели от страха.
Дэниел, поигрывая бицепсами, двигался по комнате с ловкостью танцора. Подчиненные Эрика по очереди наваливались на южанина, и он одного за другим укладывал их отработанными меткими ударами: одному заехал кулаком в челюсть, другого пнул в пах.
— Будь ты проклят! — услышала Келли голос Дабни.
Еще один глухой звук, и Эрик покатился по полу, прижимая руку к окровавленной челюсти. Он вытащил пистолет.
— Нет! — взвизгнула девушка.
Но ее никто не слушал. Противникам Камерона наконец удалось броситься на него всем скопом, и пока Дэниел расправлялся с двумя нападавшими, третий ударил его пистолетом по затылку. Схватившись за голову. Камерон рухнул на колени.
Эрик тотчас, зайдя со спины, приставил к голове отбивавшегося пистолет. Послышался звук взводимого курка.
— Не шевелиться! — предупредил капитан.
Келли молилась, затаив дыхание.
Дэниел, скрипнув зубами, зажмурился, а когда открыл глаза, они были не того синего цвета, который поражал девушку.
Нет, в них пылала черная ненависть.
Один из людей Эрика завернул ему руки за спину, надел наручники. Келли болезненно поморщилась, услышав лязг металла.
Затем, схватив Камерона за плечи, Эрик резко рванул его К себе. Келли до сих пор не замечала, что Дэниел такой высокий. Он почти на целый дюйм возвышался над Дабни и его солдатами.
— Как тебе нравятся оковы, приятель? — издевательски спросил Эрик. — Ведь именно это ваши южане надевают на своих рабов. Не жмут, а?
Камерон неожиданно развернулся и пнул мучителя в живот.
Откинувшись назад, Эрик схватился за живот и грязно выругался.
Дэниел, воспользовавшись замешательством, подошел к Келли. Она видела капельки пота на груди, слышала его учащенное дыхание и поежилась под его колючим ледяным взглядом.
— Дэниел, — прошептала она, вздрогнув.
— Стальные кандалы меня не удержат. И тюремные решетки тоже. Обещаю тебе, я вернусь. Вернусь, чтобы посчитаться с тобой.
— Заткнись, мятежник! — вдруг ожил Эрик. — Она поступила, как подобает добропорядочной янки. Молодец, Келли! Хорошая работа!
Ей хотелось орать, визжать, рвать волосы у себя на голове. Понятно, что Дэниел поверит самому худшему — поверит, что она давно замышляла предательство. «Я спасала твою жизнь, глупец!» — хотелось крикнуть ей, но сейчас любые оправдания были бы неуместны. Тем более в присутствии Дабни и трех солдат.
Во рту у нее пересохло и, заметив презрительную ухмылку на его лице, она решила было объясниться:
— Дэниел, я не…
— Бедняжка янки, — прервал ее Эрик. — Лакомый кусочек, правда, южанин? У нас на Севере свое оружие. А она вообще смертельное оружие, не так ли, парень?
— Я вам не парень, — решительно заявил Камерон и улыбнулся Келли. Да так, что у той мурашки по спине побежали. — Я вернусь, Келли. И тебе негде будет спрятаться. Поверь мне, я вернусь. Обещаю.
— Ну хватит! — грубо оборвал Дабни. — Уведите его, капрал Смитерс!
Нерасторопный Смитерс замешкался. Дэниел усмехнулся.
Они все еще боятся его сапог.
Келли не сдвинулась с места, готовая сквозь землю провалиться. Она чувствовала запах любимого, слышала биение его сердца.
И снова поймала на себе его взгляд.
Эрик тотчас со всей силы ударил Дэниела пистолетом по затылку. Не издав ни звука, неистовый мятежник наконец упал, и черные ресницы, опустившись на глаза, прикрыли рвущуюся из них холодную ненависть.
Часть 2СЕРДЦА В ОКОВАХ
Глава 11
Октябрь 1862 года
Было еще светло, когда фургон, в котором везли Камерона, остановился перед зданием тюрьмы Олд-Кэпитол в Вашингтоне, округ Колумбия, так что Дэниелу удалось разглядеть его как следует. При безжалостном свете дня перед ним предстали мрачные, сырые, обветшалые стены. Над этим гиблым местом поднималось страшное зловоние. Здание было обнесено высоким дощатым забором, а окна забраны металлическими решетками.
Как любой гость, до войны частенько бывавший в столице, он довольно хорошо знал эту тюрьму.
Ему всегда нравился Вашингтон: изумительно красивые длинные аллеи, внушительные административные здания, широкие улицы и зеленые бульвары… Река несла городу прохладу, всюду пахло цветами. — Когда во время Войны за независимость тысяча восемьсот двенадцатого года был разрушен Капитолий, на Первой улице построили кирпичное здание для временного размещения правительства. Потом конгресс переселили, а здание, в просторечии называемое Олд-Кэпитол, стало постепенно ветшать.
«И с тех пор совсем обветшало», — устало подумал Дэниел.
Кто-то грубо пихнул его в спину.
— Прибыли, полковник. Прошу, ваша новая резиденция на Севере, — со смешком сказал янки. — Поторапливайтесь!
Он и поторопился бы, но как? Руки и ноги закованы в кандалы, все тело в синяках и кровоподтеках, да еще затекло — в общем, подняться не так-то просто.
Дорога сюда от лагеря, где янки держали его вначале, показалась ему бесконечной. Все тело ныло, ибо его пинали и избивали до потери сознания. Невыносимо болели ребра, открылась и кровоточила старая рана.
В лагере было множество солдат, которые время от времени заглядывали в палатку, куда бросили пленного, чтобы поглазеть на него, как на какого-то диковинного зверя. Каждому любопытно было взглянуть на знаменитого Дании Камерона, кавалериста, которого наконец-то выбили из седла. Некоторые парни издевательски хохотали, другие, глумясь, спрашивали, как ему нравится валяться связанным, словно свинья перед закланием.
Были и такие, которые только мрачно его разглядывали. Впрочем, один солдат высказал-таки возмущение: так, мол, обращаться с человеком — кем бы он ви был — нельзя.
Майор, как видно, придерживался того же мнения, и в мгновение ока любопытных прогнали, а ему принесли стул и одеяло.
Затем Дэниел стал получать свежую воду и приличную пищу.
Судя по всему, пленные в лагере питались неплохо.
Однако даже майор, по-видимому, его побаивался, потому что не рискнул снять с него кандалы. Только после того, как Камерон заявил специально приставленному к нему молодому солдату, что едва ли сможет есть или отправлять свою нужду в наручниках, ему освободили руки. Перепуганный солдатик потом все время держал пленника на мушке, пока тот ел.
Майор-янки также требовал уважительного к Камерону отношения. Ведь когда-то рее они были братьями и с Божьей помощью снова ими будут. Как выяснилось, этот северянин знал Джесса, и его шокировало столь недостойное обращение с выпускником Уэст-Пойнта.
