дон Диего? Вы воспользовались тем, что я была после казни не в себе.
— После казни все не в себе, — елейно ответил он и осенил себя знаком Двуединого. — Кто отправляется туда, к нандам, — он манерно указал на небо, — кто туда, к ксуорсам. — Он тыкнул пальцем себе под ноги, словно не единожды топтал местное подобие демонов. — Но вы-то, Эстефания, выглядите вполне живой и целой, значит, речи о казни не идёт.
— Вы прекрасно поняли, о чём я, — разозлилась я. — Что вы собирались делать с моим жемчугом?
— Не допустить, чтобы им кто-то воспользовался, — на голубом глазу ответил этот весьма находчивый тип. — Эстефания, вам не кажется, что разговаривать стоя несколько негостеприимно?
Он широко улыбался и не выглядел виноватым ни на самую чуточку. С другой стороны, сделать он ничего не успел, а если пакость не получилась — то её, считай, и не было.
В чём-то он был прав: у стоящего человека куда больше возможностей для манёвра, поэтому я не стала говорить, что планировала не слишком затягивать приём гостей, а просто села, знаком велев экономке последовать моему примеру. Получилось величаво, и не подумаешь, что я в герцогинях без году неделя. Впрочем, при мне оставалась память тела, иной раз выручавшая куда лучше природной смекалки.
— Почему же вы не предупредили меня об опасности, дон Диего?
— Эстефания, дорогая, — фамильярно протянул он, не переставая улыбаться чуть шире, чем позволяли приличия. Возможно, конечно, что он показывал радость от встречи со мной, но мне почему-то казалось, что так вылезает внутренняя хищная сущность, — не поверю, что в вашем возрасте вы не знаете элементарных вещей. Эрилейские никогда не пренебрегали образованием детей. Поэтому я решил, что либо вы провели нужный ритуал над жемчугом, либо деньги для вас сейчас важнее безопасности. Деньги от меня вы бы не взяли, пришлось помогать вам несколько причудливым способом.
— После пребывания в казематах у меня пропала часть памяти, в том числе касающейся магии. Я просто не знала об опасности.
Диего приподнял хорошо очерченные угольно-чёрные брови.
— Мне-то откуда это было знать, Эстефания? Но я сделал всё, чтобы ваш жемчуг не попал в чужие руки.
Почему-то подумалось, что Эстефания специально выбрала именно это платье. Возможно, на нём было что-то ещё, тогда мне недоступное. Что-то делающее смерть не напрасной. А ведь Эстефания была готова и к смерти в случае, если ничего с обменом не получится… Усилием воли я заставила себя сконцентрироваться на разговоре.
— Передав жемчуг Его Величеству? — ехидно уточнила я.
— Я собирался вернуть вам, но не успел. Сначала вы сбежали, а потом жемчуг у меня отобрали. Лично Его Величество и отобрал. Кстати, меня удивляет, что вы до сих пор не поинтересовались письмом…
— А что там может быть хорошего, дон Диего? — вздохнула я. — Всё, связанное с Его Величеством, приносит мне одни неприятности.
— Поосторожнее со словами, Эстефания, Его Величество не может приносить неприятности.
— Ах да, на плахе меня ждали приятности. Жаль, что не дождались. Или нет. Не жаль, что такое красивое платье не залилось кровью. — Я нахмурилась и спросила: — А его вы, часом, тоже не прибрали?
— Хотел, — ничуть не смутился Диего. — Но хозяйка лавки не отдала. Заявила, что уже перепродала. Соврала, конечно. Но вернёмся к письму. Уверен, что его содержимое вас порадует.
— То есть вы его содержимое знаете? — подозрительно спросила я.
— Разумеется, — он опять засиял улыбкой. — Можно сказать, я одно из доверенных лиц Его Величество Теодоро.
— И в чём же он вам так доверяет?
Я бы этому скалящемуся типу не доверила бы ничего серьёзнее поставки девочек к королевскому ложу. И тут… Страшное подозрение закралось в мою душу: не это ли предложение содержит письмо? Хотя нет, не идиот же Теодоро доверять такое бумаге? Наверняка главное передаст устно через «доверенное лицо». Не зря же оно выглядит, как кот, от пуза нажравшийся сметаны. Оба — и Теодоро, и Диего — упали в моих глазах ниже некуда.
— Прочитаете и узнаете, Эстефания, — ответил Диего, подошёл и протянул письмо.
Захотелось взять и треснуть этим письмом по наглой улыбающейся роже. Но я же герцогиня, должна уметь держать себя в руках. Усилием я потушила заискривший воздух и даже улыбнуться смогла. Вежливо, но так холодно, что Диего словно отбросило на другой конец гостиной, где и приморозило к подвернувшемуся стулу. Улыбка его тоже стала выглядеть примёрзшей.
Письмо я всё-таки открыла и даже прочитала. После чего порадовалась, что свои подозрения оставила при себе, ибо выглядела бы сейчас на редкость глупо. Письмо было составлено на редкость официально, сухими канцелярскими фразами мне предлагалось поступить в университете не на общих основаниях, а без принятия клятвы, которая так нервировала мою тётю. Правда, на таких условиях я могла обучаться только первые два курса. Теодоро выражал уверенность, что за это время дон Наваретте, ректор университета, решит проблемы с моей памятью, причём я буду находиться под постоянным его присмотром. А я решу, хочу ли продолжать обучение дальше и принимать ли клятву. В конце была приписка, что памятуя резкое отрицательное отношение графини Хаго к университетам и возможность блокировки ею моих счетов, в случае моего согласия Теодоро назначит мне именную стипендию на время обучения.
Читала я так, чтобы экономка не видела. Поначалу я не хотела, чтобы та узнала компрометирующие меня сведения, но теперь предосторожность тоже не казалась лишней: не донесёт тёте. То, что после визита Диего к моей родственнице отправится письмо, и не одно, я не сомневалась. Захотелось выставить свидетельницу из гостиной и выяснить подробности, но возможности не было, пришлось говорить так, чтобы присутствующая дуэнья не поняла.
— Очень лестное предложение, дон Диего, — я наконец облекла свои размышления в слова. — Но почему Его Величество именно меня хочет видеть среди фрейлин королевы?
Письмо я сложила и убрала в конверт, после чего мило улыбнулась Диего. Если он и был удивлён моими словами, то показал это лишь ещё сильнее засиявшей улыбкой.
— У Его Величества есть на то причины, Эстефания. Но о них я не могу говорить при посторонних. Быть может, мы поменяемся с вашей дуэньей местами, я поставлю защиту от прослушивания и поясню то, чего нельзя было доверить бумаге?
— Роса, прошу вас, — я кивнула экономке,