поставил подпись. Мы имеем право делать пытки, — спокойно сказал инспектор, как работодатель, объясняющий новому сотруднику его обязанности, а также претензии, которые может иметь к нему администрация.
В голове зашумело еще больше. Вспомнился какой-то далекий фильм про инквизицию, виденный в детстве. Сложенная вчетверо бумажка торчала из кармана пиджака собеседника, и Курлыков с ревом кинулся на инспектора, надеясь выхватить бумажный листок, но тут же рухнул на диван, ибо француз, предвидя такой вариант, выставил правую ногу, угодившую арестанту в живот. Полицейский тотчас подскочил к Курлыкову, завел руки за спину и затянул наручники так, что хрустнули косточки. Инспектор же снова сидел на табурете, помахивая злосчастной бумажкой.
— Ты думаешь, мы будем пачкать руки сами? Нет. В соседней камере сидят трое алжирцев, которых должны завтра выслать домой за участие в подпольной организации. Они ненавидят всех белых. Им будет приятно тебя бить. Очень много бить. И еще. Один из них, как вы говорите по-русски… забыл… да, вспомнил — пе-тук. Он захочет делать с тобой то, что ты любишь делать с девочками. Он будет делать так до утра. А когда тебя отдадут русским, мы найдем, как сообщить в вашу тюрьма, что теперь ты сам — петук.
«Суки! И у них здесь своя пресс-хата. Опустят и пошлют домой. Европа, твою мать! Свобода… Но я же не знал, что у них можно подписать какую-то хрень и с тобой можно делать, что захотят. Нет, к алжирцам никак нельзя, мне черных в России хватало».
— Товарищ инспектор! — заорал ничего не соображавший Курлыков. — Я хочу говорить.
— Тебе товарищ — волк из «тамбовской» группировки, — смеясь, сказал француз.
«Все знает, сволочь! В Питере, что ли, стажировался? Нет, колоться придется на полную катушку. Но как мог я, кретин, такое подписать?!»
— Господин инспектор. Я приехал во Францию, чтобы помочь похитить одну девушку…
Мсье в штатском включил диктофон. После этого Курлыков почти полчаса без перерыва рассказывал и о том, как прибыл на Лазурный берег, и как их шеф, Борис, долго составлял план нападения на Нину. Разумеется, о своей роли арестант старался говорить как можно меньше. Можно было подумать, что его включили в состав группы как мальчика на побегушках: то принеси, туда слетай. Нападали и стреляли все остальные, а он же только и делал, что просил их отказаться от нарушения закона и вернуться в Россию.
Француз потребовал, чтобы Курлыков подробно рассказал и о том, как они охотились на Нину Климову в России. Ничего не оставалось, как вспомнить и случай на Мойке, и попытку взять девушку на ферме. Дойдя до случая с Катей, Курлыков постарался избежать некоторых подробностей: вдруг француза это возмутит, и его все равно познакомят с алжирцами?
— Это действительно все, — наконец сказал вспотевший арестант. — Больше не знаю.
Инспектор кивнул полицейскому, тот снял наручники с Курлыкова.
— Ты оказал мне услугу. И я хочу дать тебе советы. Во-первых, если ты еще раз попадешься в нашу полицию — требуй сперва не консула, а переводчика. Тогда у тебя не будет неприятностей. Не торопись подписывать бумажки. Неужели вы, русские, так и не научились, что нельзя подписывать все? Сегодня же тебе не должно быть страшно. Пытки во Франции отменены давно. Ты знаешь, что я написал в этом листочке? Я написал, что президент России назначил тебя министром внутренних дел.
— А зачем это все? — растерянно сказал Курлыков.
— Я должен помочь своему другу, — ответил француз.
Больше он не сказал ни слова. Он, конечно, мог бы объяснить Курлыкову, что сам он — начальник сыскного агентства Пьер Венсан. А его старый приятель, комиссар полиции Сантерэ, разрешил ему побеседовать с мелким русским бандитом, задержанным за банальный рэкет. Каждое утро, не выходя из своего офи-еа, Пьер просматривал присланные по электронной почте из полицейского участка фотографии задержанных, сличая с уже имеющимися снимками. Сегодня — повезло.
Но зачем об этом знать Курлыкову?
— До свидания. И не ложись спать, сейчас с тобой захочет поговорить Сантерэ. Тебе придется долго просидеть у него в кабинете, потому что вопросов будет много. Сейчас он внимательно изучает все, что ты сказал. Бумажку возьми на память и будь умнее.
«Своими руками себя похоронил! — в ожесточении подумал Курлыков. — Забить бы эту бумажку этому Пьеру в рот».
Но рядом стоял амбалистый полицейский, и Курлыков сдержал душевный порыв.
В последнее время людям из сыскного агентства бывшего оперуполномоченного уголовного розыска Николая Иванова, которого друзья чаще называли Арчи, по имени помощника знаменитого сыщика Ниро Вульфа, приходилось работать чуть ли не сутками. Почти, как в территориальной милиции. Разница была лишь в том, что последние за свои труды приобретали лишь кучу проблем, причем, абсолютно бесплатно. Частные же сыщики, регулярно получавшие оплату за все «сверхурочные», на жизнь не жаловались. Всем было известно, что Арчи потерял во Франции друга и что причиной этого были какие-то питерские дела, связанные с «Транскроссом». Частные сыщики, в основном, отставные оперативники, с пониманием отнеслись к желанию шефа найти убийц его товарища.
Сам же Иванов держал в своих руках все нити той незаметной, кропотливой работы, которую выполняли несколько групп его сотрудников. Одной из самых перспективных версий, разрабатываемых людьми Иванова, была та, что заказчиком похищения падчерицы Даутова является кто-то из его компаньонов — акционеров. За ними и было установлено круглосуточное наблюдение, а параллельно велась тщательная проверка всех связей.
Задача облегчалась тем, что более-менее крупных акционеров, заинтересованных в разорении или даже смерти генерального директора «Транскросса», было относительно немного. Арчи, очередной раз просматривая тщательно собираемое досье, уже мог бы наизусть рассказывать биографии этих людей, но так и не сумел определить для себя, кто же из них решился выступить в роли заказчика.
Денис Петрович, жених Нины, судя по всему, сам ходил по лезвию бритвы. Сначала была взорвана его машина, затем — происшествие на именинах Даутова, когда по чистой случайности этого Дениса чуть было не затоптали ногами на лесной дороге. Да и выгода от неприятностей патрона для негодовольно сомнительна — проще при необходимости жениться на падчерице генерального директора, а уж потом потихоньку постараться свести тестя в могилу.
Вот Глебу Игоревичу Неврюкову, исполнительному директору «Транскросса», смерть генерального могла сулить выгоды — авось, можно будет занять его место. Но, просчитав расстановку голосов акционеров в фирме, Арчи серьезно засомневался: Неврюкова терпели только из-за Даутова. Тихий, бесхребетный Глебушка вполне устраивал Анатолия Семеновича, но никак не тянул на должность руководителя «Транскросса», требовавшую крепких зубов, денег и связей. Вымогать же деньги, причем, не у какой-нибудь беззащитной старушки,
