в унисон торговцам, которые кричат с разных сторон, предлагая товары.
В этой какофонии мы плыли сквозь поток Буферного рынка, а я только и успевала, что отшатываться от навязчивых зазывал. Они разномастные – гномы, люди, какие-то гоблины. Соловья и Миху они почему-то не трогали. А ко мне прямо липли. Наверное у меня на лице написано «новичок».
Со всех сторон гремело:
– Лучшие перья гарпий! Покупайте перья гарпий! Острые, свежие, самые блестящие!
– Кому лапки тернетника? Хрустящие! Лапки тернетника!
– Рога золотой антилопы! Настоящие!
– Когти мантикоры! Острые когти мантикоры! На порошок, на крюки, для ритуалов! Когти! Кому когти!
От сутолоки и криков торгашей закружилась голова. Я постаралась держать взгляд на спине Сола и при этом не удаляться от Михи.
– Слушай, – проорала я ему, перекрикивая всеобщий шум, – а это вообще законно?
– Что? – не понял медведь.
Я пояснила:
– Ну вот эта вся торговля. Когти там, перья. Их же откуда-то берут?
Покрытые шерстью надбровные дуги оборотня подвигались. Он проговорил:
– Внимательная какая. Ишь, заметила. Ты права, Ярослава Воронцова, Буферные рынки штука полулегальная.
– А как же АКОПОС их допускает? – изумилась я.
Миха ответил философски:
– Не можешь остановить беспредел – возглавь его.
Я обалдела ещё больше.
– Хочешь сказать, этими рынками управляет АКОПОС?
– Ну нет конечно, – отозвался медведь, преграждая какому-то гоблину путь ко мне – тот очень хотел вручить мне сушеную рыбу. – Агентство лишь один из союзников…
– Акционеров, – не оборачиваясь поправил Соловей, крикнув через плечо. Похоже, он внимательно слушает наш разговор. Надо же. – АКОПОС и агентства, кланы, содружества из других вселенных – все являются акционерами Буферных рынков.
Я решила уточнить:
– То есть здесь как бы легальная зона для нелегалов?
– Не совсем, – сказал медведь. – Для торговли и присутствовия здесь положена легальность. Все чин по чину, выдаются разрешения на пребывание. Другой вопрос, где они берут свои товары.
– Хочешь сказать, тут есть контрабанда? – удивилась я.
Миха неоднозначно повел плечами.
– Кто знает.
– А как же тогда заявления АКОПОС о том, что они, как говорится, всё контролируют?
– Ну так контролируют же, а не пресекают, – усмехнулся медведь. – Мы же не запретная компания, а ассоциация контроля. Чуешь разницу?
Я призадумалась. Если так прикинуть, очень много каких предприятий называются контролирующими, тогда как по логике должны быть запрещающими. А если они контролируют, стало быть, возглавляют.
Я хотела ещё повыспрашивать об особенностях управления в АКОПОС, но Соловей снова окликнул через плечо:
– Вы долго там возиться будете? Миха, вам куда вообще? А то я к зельям.
Медведь кивнул.
– Нам тоже. Надо нашей красавице прикупить возвратных снадобий. А то она у нас теперь как контуженная.
Я насупилась и сделала вид, что очень обиделась.
Мы протискивались между прилавками по тесным улочкам Буферного рынка. Крики и призывы купить только усиливались и к моменту, когда мы добрались до небольшого магазинчика в английском стиле с винтажной надписью «Зелья», голова моя гудела, как глиняный кувшин.
Надеясь на то, что в магазинчике будет потише, я рванула вперед и толкнула дверь. Звякнул колокольчик, я шагнула в полумрак лавки и вместо долгожданной тишины на меня обрушился жуткий ведьминский хохот.
– Твою за ногу! – выругалась я и замахала руками.
Миха и Соловей зашли следом, медведь зычно загоготал.
– Я кому говорил, поперек меня не высовываться?
У меня даже спина вспотела, я вытерла лоб, вглядываясь и заставляя глаза привыкнуть к плохому освещению.
– Да кто же знал, что здесь ведьмы, – пробурчала я.
Соловей прошел вперед к самому прилавку и сказал не оборачиваясь:
– Не ведьмы, а только хохот. Это вместо звонка.
– Контдратий поймать можно, – честно призналась я.
– Ну да, – согласился Сол. – Хозяева здесь с юморком. Эй, народ? Покупатели пришли! Выходите, а то сейчас в другую лавку пойдем, где нас ждут и обожают.
Где-то зашуршало, загремело, через мгновение у дальней стены за прилавком отворилась небольшая дверка и к стойке торопливо шагнула жуткого вида старушенция. Тощая, одежда повисла лохмотьями и намотана на тело несколько раз. Волосы сосульками, на голове бандана, но завязана спереди, нос длинный, острый, как вороний клюв, а глаза маленькие и хитрые.
– Ой, миленькие, ждем, ждем. И обожаем. Ох как обожаем, – елейным голосом быстро заговорила она. – Ну куда ж вы пойдете? У нас все есть. Все, что пожелаете. Лягушачьи лапки, крылья летучих мышей, сухие плавники кого хош. Спросите – все найдем.
Я смотрела на старушенцию и гадала, что она такое. По виду определенно не человек – не могут люди быть такими карикатурными. Моих пока скромных знаний хватило, чтобы причислить её к разряду кикимор, именно на неё старушенция похожа больше всего. Правда всегда считала, что кикиморы обитают в болотах, но в вопросах существоведения я пока профан.
Соловей быстро перечислил ей список каких-то названий, старушенция засуетилась, забегала по магазину, стала подставлять лесенку к полкам и резво карабкаться по перилам.
– Сейчас-сейчас, милый, – приговаривала она. – Сейчас, красивый.
Через несколько минут перед Соловьем красовалась целая шеренга маленьких колбочек с разноцветной жидкостью. Хитрые глаза старухи заблестели, она облокотилась на прилавок и захлопала редкими ресницами:
– Все, как заказывал, сладкий.
Сол оглядел товар, кивнул.
– Все верно. Сколько с меня?
Вид старушенции стал ещё более навязчивым, она подалась вперед и проговорила, даже не стесняясь нашего с Михой присутствия:
– Мог бы уважить девушку. Ты вон какой статный красавец. А девушкам так охота ласки.
Я охнула, Миха хмыкнул, а Соловей остался невозмутим, как скала.
– Охота, – согласился он, складывая склянки в небольшую сумку на бедре. – Но некоторые девушки так прекрасны, что их великолепием положено любоваться лишь издалека.
Впалые щеки старушенции покраснели, он жеманно махнула костлявой рукой.
– Ой, – захихикала она, – ну прям-таки любоваться.
– И восхищаться, – добавил Соловей, – не смея даже подумать о приближении к такой неземной красоте. Да что там! Не решаясь даже взглянуть, не рискуя потерять голову при виде такого недостижимого совершенства!
Моя челюсть искренне отвисла, а старушенция захихикала ещё больше.
– Ой, льстец, ну льстец, – прощебетала она мерзенько. – Ладно уж, плати по-обычному. Скидку сделаю. Очень уж ты красивый. И язык подвешен.
Соловей быстро отсчитал ей нужную сумму, старушенция перепроверила и сунула деньги себе за пазуху между грудей. Сол подошел к нам и подмигунул мне.
– Ну, идите, закупайтесь, – сказал он с веселым смешком.
– И это что? Работает? – не поверила я, все ещё прокручивая в голове увиденное.
– Всегда, – усмехнулся Сол. – Ладно. Я за металлом. Как освободитесь – сигнальте на ятп. Не хочу обратно на метро ехать.
И покинул лавку. На меня старушенция смотрела без обожания. Ну конечно, я же не высокий загорелый
