Я привыкла подолгу гулять по утрам – когда пешком, но чаще верхом. Зальмский я теперь знала намного лучше, и даже пробовала сочинять на нём песни, но пока что плохо рифмовала слова. Мне нравилось ходить в ближайшую деревню, и там встречаться с волками и немногочисленными волчицами. Я знала всех по именам, и старалась всегда говорить с ними на зальмском, а Ульф настоял на том, чтобы я обучила их с Йаном летскому. Часто мы втроем ездили верхом по горам, и говорили на трёх языках, путаясь, смеясь, и поправляя друг друга.
А потом пришли дожди и туманы, и супруги попросили меня не уезжать далеко от дома.
– По тропинкам, до яблочного озера, можно. До деревни можно. – Йан задумался.
– До Ежевичного холма можно? – лукаво улыбнулась я.
– Можно, – ответил Ульф. – Но не дальше.
Я послушно кивнула. Шёл семнадцатый день нашего воздержания, и я никак не решалась спросить, почему мы больше не занимаемся любовью. Неужели теперь только втроём?..
Я решила на ночь глядя прокатиться до озера, и накинула кожаный плащ – вечер был холодным. Мне нравилось смотреть на густые завитки тумана, находить огромные грибы и вдыхать запах влажной древесины. Мне было хорошо на новой родине, и почти не осталось тихой тоски по Лете, только едва ощутимое дрожание печали где-то глубоко в сердце.
Я думала о Йане и Ульфе, и понимала, что за это время успела привязаться к обоим. То, что так яро мною отрицалось, стало жизненно важной необходимостью: чувствовать их заботу и властность, и заботиться самой, спать рядом и тянуться к теплу друг друга, а не страшиться греховной близости без намека на обязательное продолжение рода. Мне нравилось заниматься рукоделием: украшать свои и мужнины одежды, выдумывая затейливые узоры. Прежде я не вышивала так много, и пальцы понемногу привыкли к упорному кропотливому труду. Нехорошо супругам ходить в нарядах, что не защищены моим теплом. У летов жена всегда занималась обликом мужа, и то было особое таинство. Хорошо ещё, я успела у мамы обучиться основам, а тонкости познавала самостоятельно, постепенно.
Я немного замерзла, и мысли пришлось прервать. И так постоянно думала о супружестве, решая, как лучше поступить. То ли затеять разговор вечером, то ли на самотёк всё пустить… Я уже собиралась вернуться домой и напиться горячего отвара, когда вдруг услышала странный звук, доносящийся из рощи. Я знала, что вряд ли кто-то в такой близи от дома меня обидит, но на всякий случай достала кинжал, который мужья велели всё время носить с собой.
– Эй! Кто здесь?
– Ты кто такая? Откуда взялась?
– От кабанов, солнечная госпожа… – выдавила девушка. – Сбежала… рабыня я. – И вдруг бухнулась передо мной на колени: – Не прогоняйте меня, умоляю! Я не подсыльная! Меня хотят на потеху старшим сыновьям отдать, а они набалуются – и в речке утопят!
Я вздрогнула. О безжалостности и мерзких обычаях кабанов Жилль многое рассказала.
– Не мне решать, можно ли тебе остаться, – сказала я. – А моим супругам. В лесу тебя не брошу, но ты должна позволить себя обыскать.
Я ожидала подвоха, хитрого и быстрого удара, но девушка тотчас раскинула руки и шагнула ко мне. Впрочем, ей вовсе негде было спрятать оружие: тонкая сорочка открывала колени, в спутанных волосах разве что палочки мотались. Я на всякий случай осторожно ощупала её возле рёбер, и рабыня тихо охнула.
– Тебя били?
– Да.
– До дома дойдешь?
– Да, госпожа, – со слезами отозвалась девушка. – Спасибо вам!
Я накинула на неё свой плащ, потом поняла, что девушка просто не может идти, и подставила незнакомке спину.
– Полезай на закорки, так мы быстрее доберёмся!
– Спасибо, госпожа… Вы так добры…
По виду ей было лет пятнадцать, и лицо обсыпали почти такие же, как у меня самой, веснушки. Больше никакой похожести у нас не было: девушка была рыжеволосой, с яркими светлыми глазами.
– Яника.
– А меня Нуала.
– Я знаю о вас. Весь Зальмит облетела весть о прекрасной госпоже волков. Вы – свет, нарэ этого леса. Вы – ахдар ин морр…
Я понимала не всё, что девушка говорит, но хотя бы правильно произнесла её имя.
– Поговорим в замке, тебе только сильнее замёрзнуть не хватало. Держись крепче!
Кое-как мы доплелись до дома – промокшие и грязные, и Ульф с Йаном удивлённо воззрились на меня, затащившую в зал какое-то хлюпающее носом, маленькое существо.
– Ну, вот мы и дома. Слезай. Пожалуйста, помогите ей! – успела сказать я – Яника увидела волков, ахнула и начала заваливаться.
На подмогу пришел молодой парень по имени Вали. Он поднял рабыню на руки и вопросительно посмотрел на вожаков.
– Неси в одну из женских комнат, – распорядился Ульф. – И позови Жилль. Нуала, кто это? Как ты её нашла, да в сумерках?
Я рассказала то малое, что узнала от Яники. Я очень боялась, что супруги не разрешат её оставить. Зачем им лишний раз ссориться с кабанами?
– А, рабыня, – нахмурился Йан. – Снова они своих хряков балуют… Девчонка, конечно, останется.
Яника была не просто рабыней. Она была взята ещё ребёнком из соседнего, маленького и беззащитного клана Оленей, который долгие годы был в подчинении лесных свиней. Хряки, как называл их Йан, всегда с особой радостью отбирали для себя юных красавиц, и делали потом с ними всё, что только в голову взбредет. Я не хотела бы знать подробности, но Яника никак не могла замолчать, говорила и плакала, и путала слова, и дрожала. Она не верила, что Драгнур безопасен, и уснула от истощения.
Я сидела с ней допоздна, потом, поручив девушку заботам волчиц, всё-таки смогла забрать руку, и пошла спать. Однако, дойдя до лестницы, не спешила подниматься наверх. Меня прорвало внезапно, и слёзы хлынули из глаз мощным потоком. А если бы через город проезжал кто-то их этих свиней? Конечно, зальмы нечасто выбирались в Вардар, но вдруг? Что бы я испытывала сейчас, будучи на месте этой девочки?
– Эй, малышка, – раздалось сзади тихое.
Я обхватила Йана за шею, и тотчас промочила ворот его рубахи.
– Я подумала, что могла бы быть на её месте… И они бы меня… Трое, а то и четверо…
Йан обнял меня за пояс и долго ничего не говорил. Ему ли было не знать, насколько далеко простирается мужская жестокость?
– Но ты здесь, – сказал он, прижимая меня к себе и приподнимая над полом. – Ты наша. Мы никому не дадим тебя обидеть, берёзка.
Всё ещё всхлипывая, я подняла голову и, положив ладони ему на щёки, заставила склониться ниже, чтобы поцеловать в губы. Йан удивлённо хмыкнул и приподнял брови:
– Нуала?
– Почему мы больше не занимаемся любовью? – выпалила я, и покраснела как назло до самых ушей. – Я снова что-то сделала не так?
Он тотчас нахмурился.
