Упомянутые французские коменданты, таким образом, следовали правилам, изложенным Вобаном: «Осажденному губернатору надобно часто ночью в разные часы 15 до 20 рейтаров высылать не для сражения с войском неприятельским, но только для прогнания работников из траншей; ибо такое малое число кавалерии болыпаго действия учинить не в состоянии; а между тем оных довольно для разгнания из траншеи неприятельских 6 до 700 работников»[397]. Действия малыми вылазками описаны и у Курганова: «Надобно чинить малые выласки партиею от десяти до двадцати отборных удальцов, коим приказать без всякого шуму ползком подойти к голове траншеи, и взбежав скоро на верх вскричать бей, руби, коли, и бросив несколько гранад сделав сполох, а после убежать скоро в крепость; чрез то подадут причину работающим в траншеи по их желанию разбежаться так, что не могут их удержать, ниже собрать во всю ту ночь, коя у них и пройдет праздно» [398].
Вобан объясняет, почему успех достигался такими малыми силами. Эти причины, как и во многих других описаниях Вобана, дают нам дополнительные сведения о «человеческом факторе» – о моральной устойчивости работников и о контроле над ними со стороны офицеров. Работники в траншеях «никого ружья при себе кроме кольев и лопат не имеют, и сами охотно случая ждут к ретираде или лучше сказать к побегу. Когда те работники выласкою разогнаны будут, тогда как бы генерал ни старался их к работе опять собрать, однако ни половины в ту ночь не соберет; чрез что в той работе немалая остановка произойдет» [399]. Если же осаждающий привыкнет и перестанет прекращать работы из-за таких малых нападений, «тогда осажденные пошлют за тою партиею вслед большую выласку, сия будучи неожидаемая опрокинет без труда всех работников, и тех кои их защищают» [400].
На вылазке осажденные могли срыть участок траншеи, сломать или захватить неприятельский шанцевый инструмент, если не хватало времени разрушить траншейные укрепления, можно было зажечь составляющие их туры и фашины. Если вылазка была настолько удачной, что достигала осадных батарей, можно было заклепать пушки и мортиры, для чего рекомендовалось брать с собой на вылазку «большие стальные гвозди разной величины, для заклепывания пушек, а лучше бы забивать в пушки ядра больших калибров»[401]. Артиллеристы, впрочем, изобрели способ извлекать гвоздь из запала и даже способ, позволяющий стрелять из заклепанной пушки! Для этого пороховой заряд запирался деревянным пыжом с желобком, по которому проходил поджигавшийся в дульной части ствола запальный шнур [402].
Задача вылазки заключалась в том, чтобы «только делать сполох, опровергать все что ни попадет, и после искусно отступать» и не вступать в затяжной бой с караулом [403]. При отступлении обратно в крытый путь нужно было следить за тем, чтобы вылазку не перехватили, т. е. не окружили и не отрезали от крепости; чем дальше от крепости, тем больше был риск такого исхода.
Вопрос о распознавании своих и чужих, по-видимому, остро вставал в темноте и неразберихе ночного боя. Поэтому в учебнике Курганова мы находим такую рекомендацию: «В выласках, и во всех ночных сражениях надобно солдатам на свои шляпы накладывать белую бумагу или тряпку, чтоб в темноте могли себя разпознавать» [404].
Вылазки советовали поддерживать артиллерией: бросать в сторону траншей осветительные снаряды и бить по освещенным участкам из орудий, чтобы увеличить смятение среди работников и караула и чтобы помешать исправлять разрушенные во время вылазки шанцы [405].
Как обычно, труд Вобана содержит рекомендации не только по организации вылазок, но и по их отбитию. Для того чтобы отразить вылазку, нужно, во-первых: «Постам приказать накрепко, и часто подтверждать, чтоб остерегались от нечаянного неприятельского нападения» [406]. (Для этого ночью на нейтральную полосу между крепостью и апрошами могли высылать дозоры. Признаком готовящейся вылазки были рогатки на бруствере крытого пути – некоторые их звенья отодвигали в тех местах, где солдаты выходили на гласис [407].) Во-вторых, не было необходимости любой ценой оборонять недостроенные укрепления; напротив, и работникам и караулу нужно было отступить из передней части апрошей и очистить пространство для огня траншейного караула. В-третьих, контратаковать вылазку внезапно, подпустив ее к траншее на 15 шагов. И, конечно же, вести «наижесточайший» огонь все то время, которое неприятель движется из крепости к траншеям[408]. Вобан подчеркивал, что не стоит спешить идти навстречу вылазке; гораздо выгоднее отступать и подставлять вылазку под огонь из траншей и параллелей, и лишь потом, когда вылазка под огнем придет в беспорядок, контратаковать ее гренадерами[409]. Осаждающий мог позволить осажденному испортить или сжечь несколько дюжин туров в недостроенной траншее, зато все это время расстреливать вылазку из плацдармов. В результате для осажденного испорченные туры окажутся слишком дорогими, а осаждающий сможет их восстановить в течение часа, – писал Вобан[410]. Таковы были советы теоретиков и практиков XVII–XVIII вв. по организации вылазок и по их отражению. Насколько этим советам следовали в осадах Северной войны, можно узнать из русских и шведских источников.
На протяжении всей войны русская армия в подавляющем числе случаев была стороной осаждающей, поэтому ей как правило приходилось не ходить на вылазки, но отражать их. Уже в первую осаду Нарвы стало очевидно, что вылазки шведов могут нанести ощутимый ущерб осадным работам. Так, 21 ноября 1700 г. (н. ст.) при очередной вылазке шведский отряд из 150 человек выгнал осаждающих из апрошей, «разорил» траншеи на участке протяженностью 120 шагов, убил 41, ранил 64 человека, взял в плен двух старших офицеров, понеся при этом незначительные потери и возвратившись в Ивангородскую крепость. На следующую ночь стрельцам удалось восстановить траншею лишь на 50 шагов [411]. Осажденные могли выходить из крепости не только с целью атаковать осаждающих, но и по хозяйственным надобностям. Например, там же, под Нарвой, шведы «из города выходили и в город дрова таскали» и тогда из апрошей была выслана партия из 50 человек с капитаном, чтобы помешать им и затруднить снабжение города необходимыми запасами [412].
