Будучи одним из самых знатных лордов, он, как ни странно, с большой ловкостью управлялся с каминными мехами. Не впервые она подумала, как недооценивала его в Лондоне. Тогда она видела в нем еще одного бесполезного аристократа. Умного и, возможно, более жестокого, чем другие мужчины, соперничавшие из-за ее милостей, но, по существу, сделанного из того же теста.
Теперь по его поведению не было заметно, что он считает пребывание в этом скромном доме ниже собственного достоинства. Хотя в ее деревенской юности этот дом показался бы ей высшей степенью роскоши, его едва ли можно было сравнить с теми, к которым привык герцог.
Она смотрела, как он, стоя на коленях, разжигает огонь – занятие, которое поручалось в богатых домах горничным самого низшего ранга. Он был сильным. Умным. И ужасающе сложным.
О, как бы ей хотелось, чтобы он был тем изнеженным ничтожеством, каким она его когда-то считала. Но если эта последняя неделя научила ее чему-то, то только одному – она никогда не понимала герцога Кайлмора. Он оказался мрачнее, глубже, намного опаснее, чем она себе представляла, хотя и в Лондоне проявлялись признаки его истинной натуры, и, если бы это ее интересовало, она бы заметила их.
Его настойчивое преследование. Его неистощимая страсть в постели.
Она помнила, каким открытием стала для нее сила этой страсти. Элдред был человеком умеренных привычек, а Джеймса она отучила от неумелых ласк.
Как бы смеялся Кайлмор, если бы она призналась, что одной из причин ее фатальной ошибки в нем была ее собственная неопытность. Самая известная куртизанка Лондона потрясена мощностью мужской силы, как какая-нибудь молоденькая мисс? Она сама чуть не расхохоталась.
Какой-то инстинкт всегда предупреждал ее, что Кайлмор опасен. Поэтому она так долго сопротивлялась его уговорам.
Но эти смутные предчувствия не объясняли ей, какое зло навлекла она на себя, став его любовницей. О чем она думала, когда ее разум отогнал смутное чувство недоверия и заставил ухватиться за возможность безбедного существования?
Разум? Да ей лучше было бы броситься в Темзу, чем пустить Кайлмора в свою постель.
Вся эта добытая горьким опытом мудрость запоздала. Верити оказалась связанной не с тем человеком и должна расплатиться за это. Расплата уже близка, если судить по знакомому блеску в его синих глазах.
– Почему ты продолжаешь сопротивляться мне? – тихо спросил он, расстегивая гусарскую шнуровку на лифе ее платья с такой ловкостью, что, даже несмотря на страх, она заметила это.
Дрожь все сильнее охватывала ее, но Верити не отступила. Какой в этом смысл? Он снова схватит ее.
– Вы знаете почему, – неохотно ответила она.
Он спустил платье с ее плеч, и странная улыбка пробежала по его лицу.
– По-моему, я начинаю понимать.
Он продолжал раздевать ее, а она стояла неподвижно, как кукла. Ей вдруг показалось, что он не спешит овладеть ею. Она старалась не думать о своей наготе, но не могла сдержать дрожь, порожденную уязвимостью.
Уверенным жестом он распустил ее стянутые в узел волосы. Пробираясь сквозь кусты, она растрепала и спутала их. Медленно, методично он начал приводить длинные черные пряди в порядок.
Она не мешала ему. Долгое время в комнате стояла тишина, герцог углубился в свое занятие, его лицо было спокойным и серьезным, как будто расчесывание ее волос было наиважнейшим делом на свете.
Наконец он отложил гребень и осторожно толкнул ее на кровать. Она лежала, уставившись в потолок, и слушала, как он раздевается. Несмотря на все отказы и протесты, она снова оказалась там, где он и хотел ее видеть.
Она едва сдерживалась, стараясь не разрыдаться.
Так похоже на прошлую ночь. Такая же ночь ждет ее завтра. И послезавтра.
Каждая ночь будет такой же, пока эта жестокая игра не надоест ему.
Не погасив свечей, он лег рядом с нею. Она ожидала, что он раздвинет ей ноги и осуществит свое право. Но в эту ночь Кайлмор, видимо, не хотел спешить. Он хотел заставить ее заплатить за неудавшуюся попытку сбежать.
Он приподнялся на локте, приняв привычную для него позу, лениво скользнул взглядом по ее распростертому телу и чуть заметно улыбнулся. Царившую в комнате тишину нарушали лишь потрескивание дров в камине и тихий звук ее неспокойного дыхания.
Она замерла в молчаливом протесте против того, что предвещала эта улыбка. После всего, что уже произошло, она сможет остаться равнодушной, даже если он просто овладеет ею, заботясь лишь о своем удовлетворении и не думая о ней. Верити была твердо уверена, что сможет противостоять эгоистичному любовнику.
Но он не собирался вести себя как эгоистичный любовник. Он гладил ее тело, словно изучая его формы. Казалось, что эти прикосновения были единственным доступным для него способом выразить свои чувства. Она не могла не заметить удовлетворения в его вздохе, когда он коснулся пальцами ее ключицы и плеча. Так же осторожно, с нежностью он провел теплыми руками по ее животу, плечам, бедрам.
От каждого легкого прикосновения к обнаженной плоти ее сердце билось все быстрее и быстрее. Пристально глядя на нее, сохраняя серьезность, он выводил пальцами сложные, непонятные узоры на ее теле, заставляя Верити трепетать.
Она закрыла глаза и повторяла себе, что он делал так и раньше. В те частые, долгие, полные страсти вечера в Кенсингтоне.
Впервые очутившись в ее постели, он постарался возбудить ее. Ее удивили его старания. Затем испугала собственная реакция.
С Элдредом она привыкла терпеливо переносить любовные забавы. Она быстро пришла к выводу, что раз уж решила зарабатывать себе на жизнь, лежа на спине, то может получить что-то хорошее и для себя из этой сделки. Но герцог Кайлмор раскрыл передней ошеломляющий новый мир, мир чувственности, манивший и притягивавший ее с такой силой, что ко времени побега ей до отчаяния хотелось вырваться из его сетей.
А сейчас она боролась с собой, чтобы остаться холодной к ласкам Кайлмора. Конечно, ей был известен весь его арсенал средств соблазна. Но здесь его ласки казались другими. Как и сам Кайлмор казался во многом другим человеком, но различие было слишком неуловимо, чтобы описать его словами.
Он касался руками ее бедер, ног, рук. А ее сердце трепетало, как пойманная птица. Легкие прикосновения были нежными и удивительно возбуждающими.
У Верити невольно отвердели соски, реакция была мгновенной и неуправляемой, и она не надеялась скрыть это от него. Верити затаила дыхание, а затем вновь задышала бурно и прерывисто, напрягаясь в ожидании, что его руки лягут на ее грудь.
Но его привлекали другие части ее тела, которые она никогда не считала особенно эротичными.
Несколько долгих минут она молча переносила его ласки и только тогда поняла, что он намеренно избегает касаться ее груди.
