у начальства. Видимо, получает “добро”.
В этот момент дверь напротив входа открывается, оттуда появляется заспанный лохматый Жора и говорит:
— Анапална, я писать хочу.
Воспитательница вскакивает и бежит к малышу.
— Влад? А где моя мама? — удивлённо спрашивает ребёнок, заметив меня.
Пялюсь на него, будто вижу впервые.
Боже… Это может быть мой сын. Охватывает странная дрожь. Я — взрослый мужик, всегда считал себя стрессоустойчивым. Но ситуация с этим мальчиком сбивает меня с ног.
— Мама ещё на работе. Поедем за ней вместе? — говорю аккуратно, стараясь скрыть эмоции.
— Владлен Романович, подождите пару минут, сейчас я его одену, — тараторит девушка, уводя ребёнка в санузел.
Нервничаю. Приходится признать: я боюсь этого малыша. Понятия не имею, как с ним обращаться. Я всегда интуитивно избегал контактов с детьми, даже племянники меня напрягали. И теперь рискую оказаться беспомощным, оставшись один на один с ребёнком.
Георгий выходит из группы и направляется к одному из шкафчиков. Деловито вытаскивает сандалики и переобувается. Липучки застёгивает криво, но самостоятельно.
Хорошо, что сейчас лето и не нужно надевать ему комбинезон. Я однажды с ужасом наблюдал, как приятель упаковывал сына в нечто, больше напоминающее костюм космонавта, чем человеческую одежду.
Не сразу ориентируюсь, что малыша нужно взять за руку, чтобы спуститься по лестнице со второго этажа. Его ладошка маленькая, мягкая и тёплая. Сжимаю, и будто касаюсь оголённых проводов. Ток бьёт напрямую в сердце.
Это может быть мой сын…
Сын, от которого я добровольно отказался и сделал слишком много, чтобы не быть его отцом.
И если окажется, что четыре года назад я жестоко ошибся, то не представляю, как с этим дальше жить и возможно ли что-то исправить.
Приезжаем к архиву очень рано, рабочий день ещё не окончен, а Мила сказала, что у неё сегодня много работы. С опозданием вспоминаю, что я забрал Жору до полдника, и он, вероятно, проголодался. Но чем кормят обычно детей в это время? Если бы я знал…
Устраиваемся в кафе напротив входа. Занимаем столик возле окна, превращая его в наблюдательный пункт.
— Девушка, что у вас есть для ребёнка? — спрашиваю официантку в надежде на её подсказки.
Девушка пытается меня спрашивать о предпочтениях Георгия, и я ничего не могу ей ответить, чувствуя себя полным профаном.
— Я поняла… Воскресный папа? — натянуто улыбается. — Что ж вы у мамы не спросили, что любит ваш малыш?
Я ожидаемо закипаю и злюсь, потому что это ни черта не её дело. И она, вероятно, считывает мои эмоции и тут же исправляется:
— Могу предложить вам вареники с вишней. Сытно, и обычно дети их любят.
— Будешь вареники? — спрашиваю у Георгия, и он с серьёзным выражением лица кивает.
Я соглашаюсь и на всякий случай заказываю себе то же самое. Вспоминаю, что мама так делает, когда внуки отказываются есть. Дети, видя, что взрослые едят такую же еду, опустошают свою тарелку гораздо охотнее.
Аппетит у мальчика хороший. Он без уговоров съедает почти всю порцию. Но постоянно спрашивает, когда же придёт мама. Его можно понять. Я для него — чужой человек. Возможно, он даже побаивается меня. Это немного задевает и усиливает напряжение.
Я нервничаю в ожидании звонка Ростислава. Он обещал набрать мне вечером и сообщить о готовности результатов. И как прожить так долго в ожидании приговора?
Когда в тарелке остаётся всего несколько вареников, Георгий роняет один из них на себя. На яркой оранжевой футболке появляется не менее яркое жирное пятно.
Вскакиваю, кручусь вокруг малыша, пытаясь оттереть следы, но ничего не выходит. Ребёнок пугается моей активности и почему-то начинает реветь. Меня ощутимо потряхивает. Если бы я был маленьким, то всплакнул бы вместе с ним. Неумело докармливаю мальчика и чуть не пропускаю момент, когда Мила появляется на улице.
Подхватываю Жорика и выскакиваю к ней. Мы движемся параллельно друг другу по разные стороны улицы с интенсивным движением. Эмилия торопится, оказывается на переходе раньше нас и перебегает улицу.
— Что? Что случилось? — спрашивает испуганно.
Я даже не сразу понимаю её реакцию на наше появление.
— Нормально всё. Я решил забрать Георгия из сада и встретить тебя, — говорю с ноткой гордости.
Мне было непросто, но я справился.
— А-а-а. Я поняла… Это часть спектакля? Нас кто-то должен увидеть всех вместе?
Глава 21
— Нет. То есть не совсем. Ну…
Я сегодня целый день торможу. Всё получается шиворот-навыворот, невпопад. Сам себя не узнаю. Не помню, чтобы что-то когда-нибудь раньше выбивало меня из колеи так же сильно.
— А я испугалась, что что-то случилось, — тараторит Мила, подхватывая сына на руки и сканируя быстрым взглядом. — Куда мы едем? Что нужно делать? — поправляет на плече лямки чехла со штативом и портфеля с ноутбуком.
Забираю у неё всё это. В сумме весит прилично.
— Ничего особенного. Пойдём куда-нибудь втроём погуляем. Ты голодная? Мы с Георгием уже перекусили.
— Вижу, — Мила рассматривает жирное пятно. — Хорошая была футболочка.
— Недоглядел, — признаю свою вину. — Нет у меня опыта кормления детей.
Мила хмыкает и закатывает глаза. Спасибо, что не комментирует. Сестрицы наверняка отвесили бы мне пару “комплиментов”.
Мы садимся в машину и едем в парк. К вечеру жара спала, гулять очень комфортно. Жора тянет нас к яркому детскому городку. Там батут, бассейн с шариками и ещё какие-то развлечения. За малышами присматривают воспитатели, а мы с Милой устраиваемся в открытом кафе по соседству, краем глаза посматривая за играми детей.
Мы с ней впервые сидим вдвоём и никуда не торопимся. Меня переполняют волнение и эмоции. Хочется о многом её расспросить. Но придётся объяснять причину заинтересованности, а я пока не готов делиться своими переживаниями и сомнениями.
Сижу как на иголках. Попробуй расслабиться, когда все мысли об одном…
Завтра я получу ответ: да или нет. Если “нет”, то будет обидно. Но с этой горечью я живу уже четыре года, я к ней привык. Никакой катастрофы не случится.
А если “да”? Что я буду делать в этом случае? Как дышать? Что говорить? Как смотреть Миле в глаза и оправдываться? Как вообще жить, чувствуя себя последним мерзавцем?
Не хочу думать об этом заранее, гоню из головы разные “если”. Буду решать проблемы по мере возникновения. Здесь и сейчас пытаюсь расслабить пружину, накрепко стянувшую внутренности.
— Где-то в кустах сидят журналисты? — спрашивает Мила шёпотом, слегка кося глазами то в одну сторону, то в другую. — Что я должна делать? Как себя вести?
— Нет никого. С чего ты взяла? По крайней мере, я о
