Или вот…
Мою ладонь пощекотало, а поскольку щекотать тут было некому, я вскочила и…
…травинка. Зеленая такая. Нарядная. Красивая. И главное, не одинокая. Из темной жирной земли, которая как-то вдруг утратила всякое сходство с прахом, выглядывали ростки.
Я присела.
Осторожно коснулась пальцами острой травинки. Надо же… а вот и красноватый стебелек то ли дерева, то ли куста, согнулся, застряв листьями в кожуре семени. И там еще один… другой…
– Эль?
Он не ответил.
Он покачнулся и осел… бестолочь ушастая. Клянусь, если мы отсюда выберемся, я сама его за эти уши оттаскаю, чтоб знал в следующий раз, куда лезет.
Эль был жив.
Лежал себе тихонечко, дышал, хоть и слабо. А я пыталась напоить его. Еды у нас все еще не было, а без нее… сколько он сил вбухал?
Зелень росла.
Как сказать, росла… вот черные пятна затянуло зеленью газона. И трава рвалась ввысь, выстреливая тонкими метелками соцветий. Где-то торопливо, будто опасаясь, что, если промедлить, место займут, разворачивал колючие стебли шиповник. И вот уже белели первые цветы, очаровывая Мертвое эхо. А дальше поднимался тонкий хлыст молодого ясеня.
И не только его.
На зов эльфийской магии откликнулись все, кто был жив.
Вот молоденькая березка звенит клейкими листьями. И рядом с ней спешно тянется к потолку дерево с угольно черной корой, которую щедро украшают колючки. Чуть дальше расползается по траве вьюнок, и алые пятна огнецветов спешат укрыться от постороннего взгляда.
Всего было много.
И… недостаточно.
Я вздохнула и пристроила голову Эля на колени, коснулась волос. Обидно будет пропасть вот так, по глупости… нет, по умности пропадать тоже особой радости нет, но сейчас… что станет с Гретой?
Или… папенька ведь не бросит?
Надеюсь, что не бросит…
Гномы выплатят виру… как пить дать, эти засранцы привыкли откупаться от неприятностей, а значит, бедность ей не грозит. И вообще, сестрица у меня, пусть и с прибабахом, но не дура, сумеет устроиться. А вот маменьку Эля жаль… у нее ни сына, ни котика…
Маншул приоткрыл глаз.
Да, или он надеется… а почему бы и нет? Он ведь мертвый, ему ни вода, ни еда не нужны, а разлитой в подземелье силы хватит, чтобы подпитывать связку реанимирующих заклинаний. Только кое-что в структуре придется поправить.
Я и поправила.
А нежить, как показалось, запомнила.
Даже знать не хочу, будет ли она их использовать…
…будет, будет.
А теперь записка, коротенькая, но душевная… и чего пишут? Я вас люблю, душите гномов? Или… клок бумаги нашелся в сумке, и перо здесь же.
Итак…
Внизу Мёртвое эхо.
Предупредить о таком стоит.
Я почесала себя за ухом, пытаясь выдернуть правильную мысль. Все же письмо мне давалось крайне редко…
…ага, если так?
Гномы приносят жертвы.
Мы в Тирдахе, восстанавливаем оранжерею.
…а заодно беседуем с нежитью. Но об этом писать не стоит.
Я скрутила листочек и, подумав, сунула маншулу в пасть. А что? Есть ему не надо, орать он не орет… всяко надежней.
– Иди, – сказала я, вздохнув. – Отнеси…
Кому?
В Гильдию? Письмо выкинут и забудут, а маншула упокоят, так, на всякий случай. Эльфячьей матери? До нее путь неблизкий и, сомневаюсь, что маншул его преодолеет.
Папеньку искать?
Грету?
Что-то есть у меня подозрения, что гномы появлению этого пропадальца рады не будут. Да и папенька… помнится, в прежние времена ему выдержки порой не хватало. Вдруг да начнет гномов обвинять, а те разобидятся и спровадят ненужных свидетелей прямиком в подземелья.
– Эльфу, – решилась я. – Найди кого-нибудь из ихней братии…
– Их, – просипел Эль, приходя в сознание.
– Их братии… и отдай.
…если получится.
Маншул махнул хвостом и исчез. А я посмотрела на жениха, выглядевшего именно так, как должен выглядеть эльф, в одиночку дерзнувший восстановить древнюю оранжерею.
– Жив?
– Как ни странно, – он сел и потрогал голову. – Я думал, будет хуже. Все-таки… здесь… много энергии и… не знаю, как выразиться, она доступна. А потому…
…потому мы, быть может, не успеем умереть от голода. Вон то деревце, подозрительно напоминающее с виду яблоню, в цвету стоит. Этак пару часов и яблоки появятся.
…апельсины.
Экая настойчивая нежить.
Апельсины… а неплохо бы… я постаралась отрешиться от голода, но не получилось… апельсинку бы… круглую, оранжевую, с неровной корочкой, которая была бы мягка и плотна.
Отламывается кусочками.
А под ней тоненькая пленочка белая. Она еще под ногти забивается, окрашивая их в оранжевый цвет. Запах апельсина стал почти явен.
И я ощутила в руке тяжесть его.
Сок, текущий по пальцам.
Мякоть…
…и сладость.
Сок был.
Тек по пальцам. И апельсин имелся. И… кажется, это уже галлюцинации, но пускай себе. Я разделила галлюцинацию пополам, и половину протянула Элю.
– Держи.
А он почему-то не удивился, но взял, предупредив:
– Косточки не ешь. Я не уверен, что здесь есть апельсиновые деревья.
Конечно.
Косточки я выковыряла и, подумав, сразу воткнула в траву. А они взяли и проросли, причем быстро так, будто только и ждали.
Галлюцинации, они такие, своеобразные.
Апельсин был именно таким, как должно, сладким, но с небольшой кислинкой, которая заставила меня счастливо жмуриться. И даже чувство голода попритихло, а на апельсиновых деревцах появились цветы…
– Знаешь, – я вытянула ноги, разглядывая еще одно чудо, – а здесь очень даже мило…
…мило, мило…
Деревца переплелись ветвями, сродняясь в некое подобие беседки. И стоило сказать, что смотрелась она по-эльфийски утонченной.
Извращенной.
Потому что листья у апельсиновых деревец были кленовыми, яркого алого оттенка.
– Бывает, – сказал Эль, поднимаясь на ноги. И руку протянул. Прислушался к чему-то. Кивнул. И сказал: – Я согласен.
На что это?
Я вот категорически против, потому что…
…поднявшийся откуда-то ветер закружил меня в вихре белоснежных лепестков. А они… это что, платье? Поверх моего запыленного костюма, который… белое, мать его, платье, из лепестков сотканное.
