Самому ему внезапно стало всё равно.
«Ты остановил войну», – говорил он себе, но не чувствовал ничего, кроме тоски. «Теперь в империи Аркенор воцарится мир».
– На кой-чёрт сдался такой мир! – Надаэр огляделся по сторонам в поисках чего-то, что можно было бы разбить.
Он понимал, что не прав, но как ни старался, не мог заставить себя думать о других.
– Я люблю её… Проклятая Элайя, Матерь-Хаос и все, кому поклоняется этот мир! Я её люблю, хотя, наверное, никогда и никого раньше не любил. И именно она должна стать королевой?
Надаэр замер, снова глядя на воду и понимая, что некому дать ему ответ.
Он развернулся и направился к себе. Волхонский шёл медленно, потому что знал, что впереди его ничего не ждёт.
Когда он наконец добрался до апартаментов, выделенных ему Асмодеем, на парк уже опустилась ночь.
Какое-то время Надаэр боролся с хрустальным шаром в канделябре на стене, который никак не хотел гореть.
Потом в глубине комнаты замерцал бледно-серебристый свет и подняв взгляд на источник этого света, князь не поверил своим глазам.
Перед ним стояла Элирена, закутанная в одно лишь шёлковое покрывало. У княжны было заспанное лицо. Судя по примятой кровати, она попросту задремала, пока ждала.
– Привет, – сказала она.
Надаэр молчал, не зная как отвечать. Элирена, казалось, тоже с трудом подбирала слова.
Она просто шагнула вперёд и, ничего не объясняя, потянула с плеч Надаэра плащ.
Серебряная брошь легко поддалась её светящимся рукам, а затем и другая одежда последовала за ней на пол.
– Элирена… – прошептал Надаэр, чувствуя, что должен остановить то, что происходит, но руки не слушались его.
Губы княжны коснулись его губ, и Надаэр повиновался.
Раздевать Элирену не пришлось. Едва Волхонский оказался обнажён, княжна толкнула его на спину и очутилась верхом.
Её тело, влажное, жадное, легко впустило Надаэра в себя.
Наслаждение было быстрым и мощным, оно разливалось по животу, поднималось к груди и поглощало с головой.
Надаэр в безумном порыве гладил бёдра, плечи, руки своей любимой. Казалось, каждое мгновение будет длиться вечно. Казалось, нет мира, кроме этой комнаты, и кроме этого призрака нет других людей.
Поцелуи Элирены оказались горькими, как гречишный мёд. Губы мягкими, как лепестки цветов. Волосы щекотали кожу трепетной лаской.
Надаэр смотрел на запыхавшееся лицо той, о ком не смел мечтать, и мог лишь надеяться, что это сон. Что он сошёл с ума.
Потом они лежали, обнимая друг друга, не в силах уснуть. Надаэр рисовал узоры на обнажённой спине, то и дело касался поцелуями белоснежного виска.
– Я хотела запомнить, что была с тобой, – прошептала Яна. – Хотя бы раз.
Её слова едва не пробудили сознание Надаэра. В голове промелькнула мысль о том, что завтра свадьба. Что он предал того, кому поклялся служить. Что поставил под удар едва наладившийся мир… А потом губы Элирены коснулись его губ, и Надаэр снова забыл обо всём.
Он первым погрузился в сон, а Яна ещё какое-то время смотрела на него и пыталась сдержать непрошенные слёзы. Она думала о том, что никого никогда не любила по-настоящему, как в кино. До сих пор.
Когда же за окном забрезжили первые проблески рассвета, она осторожно выпуталась из нежных и сильных рук. Оделась и пошла к себе.
Свадьбу сыграли в полдень. Венец, украсивший чело наследницы Элайи, блестел ярче самого солнца. А глаза её до конца церемонии оставались холодными как лёд.
{Конец первой части}
ЧАСТЬ ВТОРАЯ ГЛАВА 1Надаэр провёл точильным камнем по клинку и замер. Солнце играло бликами на поверхности металла, но Надаэр не замечал ни этого блеска, ни золотистых лучей, проглянувших сквозь тучи.
Руки казались ватными, и он не мог заставить себя шевельнуться, потому что не знал ответа на простой вопрос: зачем?
Зачем он здесь? Зачем нужен ему этот меч? Зачем вставать по утрам и двигаться вперёд, от одного серого дня к другому, когда в этой бесконечной цепи каждый день похож на другой как капля воды.
– Тебе нужно развеяться, – голос Дорана прорвался в ватную тишину, окружившую Надаэра, но не принёс ничего, кроме боли. – Отправляйся в мир, который совсем не похож на Аркенор.
Надаэр молчал. Он хотел сказать, что уже уехал. Уже покинул Аркенор и надеялся, что тоска минует его хотя бы здесь, но это не помогло.
Мысли об Эллирэне не собирались его оставлять. Вертелись в голове безумным хороводом несбывшихся желаний.
Как ни уговаривал его Асмодей остаться и стать его первым перстом, Надаэр не мог заставить себя. Не мог находиться во дворце, зная, что Элирена где-то здесь за стеной. Что та стонет в руках Асмодея, позволяет делать с собой то, чего никогда не сделает Надаэр с ней наедине.
Это был первый случай в жизни князя, когда его охватили такая боль и такое оцепенение. Когда всё, что делал он до сих пор, потеряло смысл. Если в прошлый раз покидая двор, он надеялся найти искупление – и нашёл его в проповедях магистра Ордена Теней – то теперь ему было всё равно. Слова тех, кто окружал его, тонули в мутной пелене, охватившей сознание. Или он не слышал их, или чувствовал боль от самого факта, что обращались к нему.
Никто из них не мог ему помочь. Всё теряло смысл. Женщины, вино, иные миры… Он ничего не хотел.
Надаэр знал почему. И Доран тоже знал. А от того, что Доран боится произнести это вслух, Волхонский становился только злей.
Калерон больше не пытался строить заговоры против брата – по крайней мере, Надаэр не смог их разглядеть. Ловейн, казалось, тоже затих, смирившись с поражением. Асмодей понемногу приводил в порядок дела, и Элирена взялась ему помогать.
Надаэр знал, что его возлюбленная всё делает правильно. Что она становится настоящей королевой… Но смотреть на это не мог.
Он ненавидел себя за бессилие и боялся, что если останется здесь, то начнёт ненавидеть ещё и друзей.
Поэтому, едва улучив возможность, он велел снарядить коня. В первые дни Надаэр нигде не находил приюта. Стены постоялых дворов казались ему тюрьмой. Он вернулся в поместье, но долго не продержался и там. Знакомые места ощущались, как подтверждение того, что за всю свою жизнь он так и не добился ничего.
Наконец, князь поехал сюда, в замок Совы – только для того, чтобы понять, что и здесь не найдёт покоя.
Он поднял взгляд от меча и замер, глядя на алую зарницу заката, вздымавшуюся над горизонтом.
Доран тоже замер, глядя туда же, куда и он.
– Тени, что это?.. – пробормотал он.
