class="p1">Но тут неожиданно в разговор вмешался молчавший всю дорогу от Кремля Агеев:
– А вы зря его берёте, на свою только голову.
– Почему? – оторвался майор от бумаг.
– Он подлежит демобилизации по указу – средне-техническое образование. Так что вам придётся его срочно демобилизовать.
– Почему же его не демобилизовали в Кремле?
– Нашему генералу закон не писан.
– Ну уж нет, – встрепенулся майор. – За генерала Спиридонова мы отходные деньги платить не будем. Пусть комендант Кремля платит сам.
Демобилизовали. Расплатились. И к вечеру как неприкаянный Солоухин третий раз брёл по улице Горького. За четыре года жизни в Москве перед ним впервые встал вопрос: куда идти? Где притулиться? Чем заняться? Что делать?
Вдруг кто-то ухватил его за руку:
– Старик, привет! Ты чего это с вещмешком? Тебя демобилизовали, что ли?
Это был Александр Соколовский, молодой поэт, с которым Владимир встречался на вечерах в Голубом зале «Комсомольской правды». Получив утвердительный ответ, Саша предположил:
– Так тебе, наверное, отходные дали?
– Дали.
– Так пойдём спрыснем твою демобилизацию.
Зашли в коммерческий ресторан. Довольно скоро Солоухин понял, что от его денег, пожалуй, ничего не останется, и погрустнел. Приятель заметил это:
– Да не жалей ты, старик, этих денег. Ведь демобилизация у тебя только раз в жизни.
Затем поинтересовался:
– А вообще-то говоря, что ты собираешься делать?
– Уеду в деревню, буду бригадиром в колхозе, – пожал плечами Владимир.
– Ты с ума сошёл? – аж подпрыгнул Соколовский на стуле. – Тебя знают классики литературы Луговской, Сельвинский, Антокольский, Кирсанов. Они слышали твои стихи, и стихи им понравились. А ты – в бригадиры! Вот что, давай расплачивайся и пойдём, сейчас я устрою тебя в Литературный институт.
Но сначала Саша привёл приятеля в свою маленькую квартирку, где ютился с матерью. Здесь он быстро отстукал на старенькой машинке семь стихотворений Солоухина. После чего молодые люди пошли на Тверской бульвар, 25.
В приёмной института сидела симпатичная молодая женщина – Людмила Купер.
– Вот, Людочка, – обратился к ней Саша. – Вот поэт Владимир Солоухин. Его знают Луговской, Сельвинский, Антокольский, Кирсанов. Принимай документы.
Владимир, несколько смущённый напористостью приятеля, машинально посмотрел в окно и обомлел – на другой стороне улицы он увидел подъезд тёмно-серого здания, в котором был с младшим сержантом Агеевым несколько часов назад.
Поистине этот день стал судьбоносным для писателя Владимира Алексеевича Солоухина. Позднее он имел возможность видеть своё заявление о приёме в институт. На нём красным карандашом с тремя восклицательными знаками было написано: «Вне конкурса, без экзаменов!!!». И подписи: директор – Фёдор Гладков, председатель приёмной комиссии – Василий Казин. А конкурс в тот год был немалый – шесть тысяч человек на двадцать мест!
Они нас любили. В конце июля 1948 года документы для поступления в Литературный институт сдала будущая писательница Н. И. Ильина, о чём с ностальгией вспоминала на закате своих дней:
«Знакомая решётка сада на Тверском бульваре, дома не видно за буйной зрелой зеленью дубов и лип, на лестнице следы извёстки, в коридоре брошенная стремянка (ступеньки истоптаны белым), двери в пустые аудитории настежь, безлюдье, лето, лето… Перед дверью в канцелярию я суеверно перекрестилась („Господи, помоги!“), готовила себя к худшему, худшего не произошло, пока пути не отрезаны, лишь в августе станет известно, допустили меня к экзаменам или нет. Дни отсрочки я собиралась провести в Ленинской библиотеке, продолжать готовиться к экзаменам, но мне сказали:
– Хорошо бы вам заручиться поддержкой писателя, писателя с именем! Чтобы он поддержал ваше заявление о приёме, рекомендовал бы вас!»
Легко сказать, представьте рекомендацию писателя с именем! Где его взять эмигрантке, всего полгода живущей в СССР? Молодая женщина шла как в тумане. Пересекла бульвар и очутилась на улице Горького, зачем-то перешла на другую её сторону, постояла у Дома Всероссийского театрального общества и направилась к Елисеевскому магазину. Здесь её захлестнула толпа выходивших из него покупателей, в которой она, лицо в лицо, столкнулась с А. Н. Вертинским.
– Боже мой! – воскликнули оба.
– И вы здесь! – удивился Александр Николаевич. – Когда приехали?
В руке у артиста был пакетик – что-то съестное в пергаментной бумаге.
– Можете себе представить, – продолжал он, – тут нет вестфальской ветчины! Мало того! О ней тут даже не слыхивали! – и тревожно: – Как вы находите, я очень постарел?
– Что вы! Ни капли! – успокоила московскую знаменитость Ильина.
– Не торопитесь? – осведомился артист. – Тогда зайдём ко мне, это два шага, вот и дом! «Москва, улица Горького», звучит шикарно! Адрес – это, знаете ли, не последнее дело, – на лестнице добавил: – Недавно купил по случаю наполеоновский стол.
И тут Ильину осенило: вот кто может помочь найти писателя с именем! И помог. Именитым писателем оказался Константин Симонов, бывший в то время главным редактором журнала «Новый мир». Но экзаменов вчерашняя эмигрантка не выдержала:
«В аудиторию вошли двое. Тот, кто диктовал нам, и с ним – заместитель директора. В их лицах, в их поступи было что-то грозно-торжественное: суд идёт! Это и в самом деле был суд, явившийся назвать имена тех, кто не вынес первых испытаний, и объявить приговор: их осуждали на недопуск к дальнейшим экзаменам, закрывали дверь в институт…
Замдиректора поднял к лицу бумагу со списком осуждённых, начал читать голосом нейтрально-спокойным, и вдруг громовой удар, будто рядом разрядили огнестрельное оружие, – так выстрелила мне в ухо моя собственная фамилия. Замдиректора теперь уже беззвучно, как в немом кино, шевелил губами: я – оглохла.
В том же оглушённом состоянии я вышла из института, шла по бульвару, бормоча: „Я люблю подмосковные рощи…“ Шла и шла, ничего кругом не видя, надо бы на троллейбусе, но я шла и шла, и к реальности, к Москве, к жаркому августовскому дню меня вернули рядом взвизгнувшие тормоза, чьи-то проклятья и лицо милиционера, передо мной возникшее. Я увидела залитую солнцем Арбатскую площадь (в те годы бестуннельную), мы с милиционером стояли в самом её центре, автомобили огибали нас, я, оказывается, пыталась пересечь площадь по диагонали и едва не стала жертвой наезда».
Симонов не оставил без внимания нежданную подопечную – позвонил директору института. В тот же день Ильину вызвали к В. Сидорину. Он предложил ей подать заявление на заочное отделение, куда примут без экзаменов. Если выдержит испытания первого курса, переведут на очное отделение. И что интересно, сразу нашли у Ильиной задатки писателя:
– Идём вам навстречу из уважения к вашему несомненному литературному дарованию.
И вот настала весна 1949 года. Первые экзамены. Их восемь. Ни один не запомнился, а вот преподаватели…
