головы до ног. Она пела, заливалась, окруженная этим великолепием, а среди зрителей не смолкали овации, они востороженно кричали и непрерывно аплодировали.
Верхние ноты ее голоса заставляли замолкнуть и соловья и жаворонка, а на нижнем флейтовом регистре он звучал как карнай.
В перерыве, когда опускался занавес, чтобы она переоделась и отдохнула минутку, аплодисменты не прекращались до тех пор, пока она снова не выходила, грациозно кланяясь и улыбаясь, и не исполняла нового номера.
Через неделю ей вручили сто семьдесят тысяч русских танга и пригласили в Америку. В хвалу ей мною было написано:
Патти-парижанка, стройней кипариса, с ликом Венеры,
Улыбаясь, рассыпала устами розы к ногам.
Кудрявый локон, вьющийся у уха,
Часть красоты отнимал у гиацинта.
Видеть ее доставляю такое изумительное наслаждение,
Будто она из чаши взгляда наливала вино в ладонь души.
Голос ее так мелодичен, будто в уши влюбленных
Она вливала то пенье жаворонка, то трель соловья.
Когда она отправилась из Петербурга в Америку,
Повсюду раздались стенания.
Одной из диковинок, показанных на празднике, была иллюминация, которую устроили на льду реки, площадью примерно в б тысяч шагов. Из льда воздвигли здания и башни с галереями и портиками, украшенными барельефами, на каждом портике и галерее были расставлены горящие свечи в ледяных подсвечниках. Пространство в 20 танапов было превращено в цветник, где все цветы и листья были изо льда. Внутри листьев горели свечи в зеленом хрустале, а в цветах — свечи в желтом, красном и синем хрустале, вставленные в листья и цветы так, что сами свечи оставались невидимы, но свет их отражался на льду.
Это был целый мир цветов, огромный зеленый цветник — и весь изо льда.
На протяжении трех часов в воздух пускали ракеты и фейерверки, закрывшие собой небо. В небе горело столько красных, желтых, белых, зеленых огней, что на земле была видна мельчайшая частица. По этим ледяным цветникам и дворцам гуляла большая толпа мужчин и женщин, а группа людей каталась на льду и забавлялась. Мы сидели на возвышении и наблюдали. Это особое изобретение, принадлежавшее русским ученым, было создано во время восшествия императора, и они им очень гордились.
И еще приехал из Европы фокусник. Мы были в зрелищном доме.[117]
Поставили три стола, на каждом стояли бутылки, наполовину наполненные подкрашенной водой. Он указывал на них руками и палкой и, несмотря на то, что все бутылки были на расстоянии друг от друга, вода из одной сама по себе переливалась в другую» И еще, взяв пустой хрустальный графин, он вручил его одному из зрителей и велел крепко зажать горлышко. Сам же, стоя на некотором расстоянии, показал публике несколько монет в своих руках, затем, взяв одну, подал знак в сторону графина. Исчезнув из руки, монета упала в графин, хотя горлышко его было зажато. Все услышали ее звон. Таким же образом он извлёк монеты из графина. Все были поражены. Далее, он снял с одного шапку и показал ее публике: мол, посмотрите, в ней ничего нет. Распахнув полы костюма и открыв рукава, он показал, что и там нет ничего. Затем, опустив руку в шапку, он вытащил охапку красных перьев, длиною в три ваджаба, какие чиновники и воины носят на голове. Потом, снова показав, что в руках и за пазухой у него ничего нет, он вынул из шапки большую хрустальную чашку, полную воды. Все были поражены.
Далее, он свернул из бумаги три трубки, поднес их к свече и зажег. И из них выскочили три птички, вроде горлинок, которые стали летать над головами зрителей. Потом, сняв с кого-то цветастый платок, он сжёг его на свечке, а когда владелец потребовал его, он взял другой платок, зажег его и из пламени вытащил первый.
Далее. Привели ученую собаку. На подносе были разложены разные буквы. Дрессировщик говорил: «Найди-ка имена Зайда и Амра»[118]. Собака подходила к подносу, брала в зубы одну за другой буквы и складывала их по порядку так, что можно было прочесть имена Зайда и Амра.
Вслед за этим на доске расстелили флаги разных царей Европы, Рума, Италии и Неметчины, каждый величиной в два ваджаба. На их развернутых полотнищах были нарисованы гербы. Дрессировщик говорил: «Найди и принеси флаг даря Рума!» Ученая собака подходила к знаменам, внимательно всматривалась и, найдя нужный флаг, зубами стаскивала его с доски. Публика кричала «Браво!» Так она отыскивала каждый флаг, какой требовал дрессировщик, и выносила его на середину зала.
Еще приехал из Европы наездник. Он скакал на коне по круглой площадке зрелищного дома размером в двадцать газов. На всем скаку он вытягивал ноги от хвоста до ушей коня, не держась притом руками, и так объезжал один-два круга. Или, стоя на коне одной ногою, другою и руками играл так, что мутился разум. Иногда он ехал выпрямившись во весь рост, держа за руки девушку, а ноги ее укрепив у себя на поясе.
На пути его держали обтянутые бумагой обручи. Он стрелою пролетал через каждый из них и опять вставал прямо. Прежде, чем он успевал выпрямиться, подставляли другой обруч. Разорвав и его, он пролетал и снова садился на коня. Снова подставляли — он снова пролетал, и так несколько раз. На спине коня не было ничего кроме шелковой попоны.
Еще приехал канатный плясун. С потолка круглого купола шириною в тридцать газов свесили три веревочные петли, размером в два газа. Высота потолка — двадцать газов. Вися в одной из этих петель, он выделывал разные фокусы. Уцепившись за нее большим пальцем ноги, он опрокидывался вниз головой и перевертывался обратно, повисал на одной руке, качнув веревку, снова бросался вниз головой, как человек ныряющий в воду. Перевернувшись несколько раз, он ловил вторую петлю и выделывал в ней тоже разные забавы, опрокидываясь так бесстрашно, что казалось — вот-вот он распластается на полу.
После нескольких головокружительных прыжков в воздухе он ловил третью петлю, показывал несколько фокусов и переходил на балкончик. Таким же образом он возвращался обратно на первый. Йогом он ходил по тонкой проволоке. В руках у него было три шара из латуни, которые он подбрасывал и ловил.
А еще там были дрессированные собаки, гончие и болонки. Принесли лестницу. Собаки поочередно, одна за другой, поднимались по обеим сторонам лестницы и спускались вниз навстречу друг другу. Казалось, будто их привязали к лестнице. Потом поставили
