Аверьянов.
Палец его прочно держался за спусковой крючок.
— Вижу, ты с предложением, — сказала Бумагина.
— Есть такое. Делаем обмен. Звони своему пидору.
— Кому? Мешкову? Но он никакой не пидор, зря ты так.
Прибежал Сельдин с бутылкой и прокричал:
— Переходим на коньяк.
Он стал возиться с пробкой, шатаясь и сопя.
— Вы хоть полезно поговорили? — спросила Бумагина.
— Я мало что понял, — ответил Аверьянов.
— То есть мы зря приехали?
— Как сказать!
— Да уж, вижу, нашел лазейку. Лучше бы написал что-нибудь, раз такой прыткий.
— Звони, — повторил Аверьянов. — Я убью тебя.
— Неужели ты способен?
— Я способен! — крикнул Сельдин и сунул Бумагиной стакан. — Вы знаете, что я планирую убийство?
Следующий стакан он поднес Аверьянову.
— Я не буду, спасибо.
— У кого автомат, тот и командует, — рассудил Сельдин. Вернулся в кресло и закинул ногу на подлокотник. — Хочу убить одного козла. Он писатель. Ему сорок лет. Живет с котом. Недавно написал роман про ночного сторожа.
Аверьянов двинул дулом.
— Выпей и звони.
— Я не люблю коньяк, — сказала Бумагина.
— Придется.
— Да пошел ты в жопу!
— Пей, сука! — скомандовал Сельдин.
Непонятно было, к кому он обращался, потому что тут же выпил сам.
— Слышала, что великий русский писатель сказал? — спросил Аверьянов.
— Это великий русский мудак. Что, застрелишь меня? Между прочим, выстрел услышат.
— Тут и не такое слышали, — сообщил Сельдин. — Тут голое бабье прыгает из окон.
— С пятого этажа?
— Потом валяются под окнами неделями…
Он опять уронил голову.
— Да и хуй с вами со всеми! — сказала Бумагина и выпила залпом.
Затем схватила сумочку, достала смартфон.
— И что говорить ему? Какой план? Где будет обмен? Ну, чего молчишь? Детали давай. Ты же будущий писатель. У тебя должно быть все продумано. Мне даже интересно.
Язык у нее стал слегка заплетаться. Аверьянов глядел в пол. Она оказалась права. Кроме того, что надо обменять Машу на эту стерву, он ничего больше не придумал. А где? Здесь или, может, в лесу? Но как туда добраться? На такси ехать? Брать с собой автомат? С ним далеко не уедешь.
— Костенька! — нараспев позвала Бумагина.
— Цыц! — крикнул он.
— А, поняла. Ты составляешь план. Не мешаю. Тебе на пользу. Можно я пока еще глоточек выпью?
— Пей.
Если позвать их сюда? А как потом уходить? Бегом убегать? Они не отстанут. У них есть его адрес и адрес родителей Маши. Откуда, кстати? Что они еще про него знают?
— За твое творчество! — сказала Бумагина, отсалютовала стаканом и выпила.
Снова проснулся Сельдин:
— Ответь на простой вопрос. Считаешь ли ты меня гением? Да или нет?
— Миша, ты мудила. Но я считаю тебя гением.
— Все обман! — сморщился Сельдин.
— Почему же? Я правда считаю.
— Это я всех обманул! На самом деле я никто. И писать не умею. Как это вообще можно читать?!
— Ну началось!
— Ты читала рецензию Кругловой? Она написала, что я спермоточивый клоп.
— В чем-то она права. Но это не отменяет того, что ты, может быть, гений.
— Почему «может быть»? Только что было без всяких «может быть»!
— Слушай, чего ты хочешь? Я не пойму. То требуешь, чтобы тебя считали гением, то орешь, что ты обманщик.
— Я сам не пойму, — ответил Сельдин.
Аверьянов плохо понимал смысл разговора. Но это не имело значения. Кое-что он все-таки придумал.
— Давай еще выпьем и поцелуемся, — сказал великий русский писатель.
— Я не хочу больше пить.
— А поцеловаться?
— Ты слишком пьяный и противный. У тебя слюни текут.
— Давай пей, — сказал Аверьянов. — Оба пейте.
— Но мне и так уже хорошо, — сказала Бумагина.
— А я буду! — поднялся Сельдин. — Мне уже хорошо никогда не станет.
— Налей ей полный.
— Костя! Я же свалюсь от такой дозы.
— Ничего, проспишься.
Сельдин налил два полных стакана и пристроил кое-как бутылку на столе.
— Никто уже никогда не проспится, — сказал он.
Откинул назад голову, открыл рот и стал лить в него из стакана тонкой струйкой.
— Я так не смогу, — сказала Бумагина.
— Можно и по старинке.
Она пила мелкими глотками, останавливалась, закрывала рот ладошкой и кривилась. Сельдин справился гораздо быстрее и вернулся в кресло. Он пытался что-то сказать, но мешала болтающаяся голова. Допив, Бумагина несколько раз чихнула.
— Это опасно! — кое-как выговорил Сельдин. — Со мной так бывало когда-то, не помню когда.
— Теперь закуривай, — сказал Аверьянов.
Бумагина стащила полотенце, высморкалась в него и с силой швырнула на пол. Сильно шатаясь, добралась до сумочки и достала сигареты. Сельдин наблюдал за ней через щелочки век и поглаживал себя через штаны. Аверьянов устал держать автомат. Ствол то и дело опускался к полу. Сделав две затяжки, Бумагина выронила сигарету, закрыла ладонями лицо и повалилась на кровать. Сельдин попытался встать. Голову он успокоил, но остальным телом руководить уже не мог. Аверьянов подошел к нему:
— У тебя черный ход есть?
— От себя не убежишь, — ответил Сельдин. — Ни в книгу, ни в бутылку.
Помолчал и добавил:
— На кухне черный ход. Оставь. — Он слабо кивнул на автомат. — Муляж. Киношники подарили.
Бумагина уже храпела. Кинув автомат под кровать, Аверьянов вышел из комнаты. На черной лестнице пахло сеном. Над головой хлопали крыльями и ворковали голуби. Аверьянов немного постоял, дожидаясь, пока успокоится сердце. Но оно не успокоилось. И он махнул рукой.
19
Дежурный оперативник был пожилым толстым мужчиной, с неряшливыми усами. Представился капитаном Пикулем. Слушая, смотрел куда-то вниз и шумно сопел. По пути в полицию Аверьянов готовил правильную речь, чтобы она не выглядела бредом сумасшедшего, но звучала четко и убедительно.
— Мою жену похитили, — сказал Аверьянов. — Его фамилия Мешков, а ее — Бумагина.
— Бумагина? Женщина?
— Да. Там еще есть двое, два охранника. Мне показали фото.
— Сколько хотят? — спросил капитан Пикуль и быстро посмотрел исподлобья.
— Деньги им не нужны. Я должен кое-что сделать.
— Что же вы должны сделать?
— Кое-какую работу, — сказал он.
В кабинете было душновато. Подготовленная речь разваливалась.
— Какую работу? — терпеливо повторил капитан Пикуль.
— Это важно?
— А вы сами как думаете? Раз уж обратились в правоохранительные органы, значит, ситуация серьезная. А коли так, уж излагайте все как есть.
Аверьянов непроизвольно сжал сфинктер, как это происходило в момент, когда в его ворота назначался пенальти, и рассказал все, начиная с направления на работу в центре занятости и закончив бегством из квартиры Сельдина.
— Роман хотят? — спросил капитан Пикуль. — Или романс?
— Вроде роман.
— Вроде?
— Речь шла о книге.
— А вы писатель, что ли?
— В том-то и дело, что нет.
— Кто же вы, друг мой?
— Сейчас я безработный. А до этого был футболистом.
— Где играли?
Смутившись, Аверьянов
