значит: с кулаков? Сорвало, что ль?
Волощук пояснил:
— Не сорвало, а сняли. Перед отправкой крепежа.
— А потом стали спускать людей?
— Всегда так. Начальству скоро-некогда, а наш брат жистянкой рискует!
— Разве горный надзор не выяснял, кто так распорядился? — спросил Павлюченков. — Ведь расследовали же…
— Не знаю. Меня вызвали, говорят: «Ты как думаешь: Журов пьян был?» Я, говорю, с ним не пил. «Лады, так и запишем: слыхал, мол, что пьяный самовольно электровоз ремонтировал. От этого и авария».
— И мне так же записали, — вставил Косарь. — Инспектор Быструк с нашим начальством в дружках.
— А ты откуда знаешь?
Но тот не смутился.
— На плакатах ненаглядной агитации вычитал. Возле шахтоуправления!
Воротынцев догнал Павлюченкова возле щита. Тот разговаривал с Хижняком.
— Значит, щит хорош, да порядок не гож?
— Это уж как есть, — твердил Хижняк. — Больше загораем, чем работаем!
— Отбойные молотки на собственном давлении, — усмехаясь, пожаловались проходчики. — Намного ли его хватит?
— А вас начальство требует! — обрадовавшись, что разыскал его, Воротынцев пробрался поближе. — И Чистоедову влетело, говорят…
— За что?
— За то, что приказал мне спустить вас в шахту. Они отправились к вспомогательному стволу.
— Ну, как вам наш щит? — спросил по дороге Воротынцев. — Понравился?
— Еще бы! Целый день глядел бы, как тюбинги укладывает…
— А вы читали, что о нем в газете расписали?
По долгу службы Павлюченков больше привык задавать вопросы, чем отвечать на них. Взмахнув шахтеркой так, что она описала желтоватый круг, он насторожился.
— А что? Вы считаете — неправильно?
— Разве дело во мне?
Он постарался понять, что́ имел в виду Воротынцев, и не смог.
— Не понимаю.
— Дело-то в затратах, — неохотно пояснил тот. — Оправдает ли Большой Матвей весь этот метрополитен?
— А разве не подсчитано? Ведь леса, например, расходуется намного меньше. И цемента…
— Что касается цемента — вряд ли. Да и с другими материалами еще не ясно.
— А судя по тому, что писали в газете, всё — наоборот.
Воротынцев пожал плечами.
— Посмотрим! А по-моему…
Упрекнув себя за прекраснодушие, Павлюченков попросил:
— Вы не могли бы сделать необходимые выкладки? Обоснованно?
Но Воротынцев решительно отказался:
— Нет-нет.
Павлюченков не ошибся. Тот казался скорее себе на уме, чем действительно умен.
— Почему?
— Существует еще такой пережиток, как инженерная этика, — и, не договорив, пошел, размахивая надзоркой, к вспомогательному стволу.
«Этика, этика, — раздосадованно повторял, спеша за ним, Павлюченков. — Пережиток не она, а отношение к государственным средствам!»
И Воротынцев, который вначале показался ему симпатичным и дельным горняком, стал едва переносим.
19
Непереносимо показалось и ожидание у Костяники. В кабинете было людно, накурено и, по правде, не до посторонних. Обсуждалась готовность к разработке Большого Матвея. Павлюченков посидел, послушал и хотел было уйти.
Но Костяника остановил его:
— Сейчас мы закончим. Подождите…
— Хорошо, — вздохнув, согласился тот. — Я покурю пока в коридоре.
Минут через десять, отпустив собравшихся, Костяника пригласил:
— Прошу!
В голосе невольно прозвучало желание во что бы то ни стало избежать осложнений. Павлюченков бросил докуренную папиросу и вернулся.
Окна в кабинете были открыты, но кислый запах табачного дыма не выветрился. Костяника сделал вид, будто доволен тем, что видит следователя и что тот побывал в шахте.
— Ну как? Посмотрели нашу Соловьинку? С людьми потолковали?
— Почти со всеми очевидцами аварии.
— И какие выводы сделали?
— Ну, не так скоро, — прикинулся простачком Павлюченков. — Выводы — дело начальства, а мое — восстановить обстановку, предшествовавшую катастрофе.
— Не стоит так громко: катастрофа. Скорее — происшествие, несчастный случай.
Костяника словно пытался разоружить его, заставить глядеть на все, как на простую случайность. Павлюченков не поддался.
— Ничего не поделаешь. Привык называть вещи своими именами.
Разговор что-то не получался. Но не в привычках Костяники было отступать, даже при более серьезных неудачах.
— А что говорят очевидцы?
— Очевидцы подсказывают: комиссия горного надзора, расследовавшая причины аварии, подошла ко многому по меньшей мере предвзято.
Угольные брови Костяники подскочили вверх, изогнулись.
— Акт комиссии для меня прежде всего, — внушительно сказал он. — И мы обязаны считаться с ним, как с официальным документом.
— До тех пор, как не установим, что он, мягко говоря, фальшивит.
— В чем же он, если на то пошло, фальшивит?
— В том, что представляет виновным не того, кто виноват.
Они отбросили прежние условности и разговаривали теперь начистоту.
— Значит, вы считаете, что электромеханик Журов не виноват?
Павлюченков старался держаться как можно спокойней:
— Дело не в Журове, а в порядках, которые существовали да и существуют до сих пор. Не будь их, не было бы и аварии.
Разведя руками, Костяника даже приподнялся:
— Вот это вы-вод. И Никольчик, по-вашему, тоже не виноват?
— О Никольчике речь особая…
— Ну, если не виноваты Журов и Никольчик, тогда, может, кто-то другой виноват? Может быть, я?
Решив договорить все до конца, Павлюченков не стал скрывать ничего.
— Хотите знать правду? Виноваты в нарушении правил безопасности действительно вы и главный инженер Дергасов. Все остальное — производное от этого.
Озадаченно округлив глаза, Костяника уставился на него.
— Ну, знаете ли, — он хотел добавить что-то еще, но на пороге кабинета появился Дергасов. — Ты только послушай, Леонид Васильич, что нам преподносит товарищ следователь! Виноватит нас с тобой во всех бедах…
Дергасов сделал вид, что ничего другого и не ожидал. Почти не изменившись в лице, он покладливо согласился:
— Руководитель всегда виноват. План добычи не выполнил — виноват, зарплату в срок не выдал — виноват. Вспышка на солнце, град, вихрь, что ни стрясись — виноват!
Павлюченков не удержался от улыбки.
— Ну, во вспышке на солнце вас никто, впрочем, не винит. А что касается техники безопасности, то действительно…
Костяника несговорчиво покрутил головой.
— Как тебе нравится: Журов, оказывается, не виноват, Никольчик — тоже. А нас с тобой, рабов божьих, на цугундер!
— Погоди, Михалыч, — остановил его Дергасов и, обратившись к Павлюченкову, настороженно спросил: — Вы что же, считаете: электровоз забурил в шахту не Журов?
Суше, чем обычно, тот снова подтвердил:
— Нет, не считаю. Электровоз упустил Журов, но виноваты в этом вы.
— Видал? — загорячился Костяника. — Ну и логика!
— Вижу, — сокрушенно отозвался Дергасов. — Вижу и удивляюсь, что…
— Я облазал всю шахту, — перебил его Павлюченков. — И удивлен, как при таком состоянии техники безопасности авария не произошла раньше!
Дергасов попытался возразить. Лучше всего было сослаться на кого-нибудь более авторитетного, и он вспомнил:
— А вот горный надзор считает иначе.
— Горный надзор мог и ошибиться.
— Кажется, Никольчик подкинул-таки вам в прокуратуру свою идейку насчет Журова.
Костяника с жаром поддержал:
— Ну конечно! А сам…
Покраснев, Павлюченков даже не ответил ему.
«Неужели они считают меня простачком в самом
