тоном.
Я уставился на нее: на обвисшие морщинистые складки щек, на сверхъяркий блеск слишком больших глаз, на знакомый грязный фартук, повязанный вокруг массивного живота.
- Вы правы, - сказал я. - Я действительно виню вас.
- Я сказала Марии, что только один из них выживет, - сказала миссис Кэффри. - Она меня поняла. Она хотела, чтобы это был ребенок.
Я остолбенел.
- Что это значит? - спросил я.
Даже для меня мой голос прозвучал жалко.
- Она спросила меня, что произойдет, и я поведала ей грядущее. Что ребенок умрет. Что он родится мертвым. Она спросила меня, могу ли я что-нибудь сделать, и я сказала ей, что ребенок может выжить, но тогда она умрет, - Миссис Кэффри шагнул ко мне, и я невольно попятился. - Она хотела, чтобы ее ребенок выжил. Она была готова пойти на это. И она знала, что нужно было делать.
Я подумал о Марии, стоящей на нашем крыльце, с чемоданами в руках, с текущими по лицу слезами с тушью. Она плакала не потому, что отец ребенка ушел. Она знала, что грядет. Она знала, что случится.
Мои кулаки сжались.
- И вы позволили ей это сделать?
Голос миссис Кэффри был таким же сильным, как и мой. Возможно, еще и сильнее.
- Да, - сказала она.
Я рассмеялся, коротко, резко; презрительно.
- И теперь они оба мертвы. Вы убили их обоих.
- Нет, - сказала она.
Она направилась ко мне, и на этот раз я не отступил. Миссис Кэффри схватила меня за руку и приблизила свое лицо к моему. Я почувствовал незнакомые запахи в ее дыхании.
- Отвези меня на кладбище, - сказала она. - Я тебе все покажу.
Будто снова став ребенком, я сел в машину и, повинуясь ей, открыл пассажирскую дверь, хотя и не хотел этого делать. Мы поехали на кладбище.
Она открыла дверь еще до того, как машина полностью остановилась, и к тому времени, когда я вышел, она уже стояла над могилой Марии. Я быстро побежал к ней. Луны не было. Единственный свет исходил от уличного фонаря почти в половине квартала отсюда. Она опустилась на колени возле земляной насыпи, жестом приглашая меня последовать ее примеру. Я упал на колени рядом с ней.
- Приложи ухо к земле, - сказала она.
Я прижался ухом к могиле.
- Слышишь что-нибудь?
Я не был уверен. Я слышал мое собственное прерывистое дыхание, стук моего сердца, кровь, пульсирующую в моих висках, я слышал странные внутренние звуки в теле ведьмы рядом со мной, но я не мог понять, слышу ли я...
Я услышал.
Мягкое царапанье из-под земли, тихий скребущий звук.
Я посмотрел на миссис Кэффри. Должно быть, шок отразился на моем лице.
- Ребенок, - сказала она.
Я встал.
- Кто..? - начал я, но мой мозг и рот, казалось, просто не могли сконнектиться дальше этого слова.
- Мария принимала лекарства, чтобы ребенок окреп, чтобы у него была сильная воля, чтобы он выжил.
Ведьма называла ребенка Марии “он”, и я обратил внимание, что тоже использую по отношению к нему ее слово.
- Но как он мог выжить? - спросил я. - У Марии едва стал появляться живот, когда она умерла. И она уже как два месяца лежит похороненная под землей.
Миссис Кэффри встала, отряхивая землю с рук. В полумраке уличного фонаря ее лицо выглядело по-другому, какое-то более морщинистое, постаревшее.
- Он живет за счет тела своей матери.
- Но...
- Младенцы не получают кислород напрямую. Они берут его от своих матерей. И питательные вещества, - она улыбнулась. Это было жуткое зрелище. - На костях Марии достаточно мяса, чтобы маленький ребенок мог прожить год, - она снова опустилась на колени и приложила ухо к земле. - Слушай! - сказала она, и впервые ее голос был по-настоящему взволнован. - Подойди сюда!
Я приложил ухо к земле. Возможно, мне это померещилось, но такое чувство - могу поклясться, - я услышал сквозь потрескавшуюся, рыхлую землю плач младенца. Приглушенный, глубоко под землей, но отчетливый.
- Но ребенок не может нормально развиваться подобным образом, - сказал я, и в моем голосе явно промелькнул намек на панику.
- Нет, не может, - сказала миссис Кэффри. - Должны... произойти... некоторые изменения.
- Какого рода изменения?
- Это зависит от того, как долго длился период беременности, как долго жил ребенок, пока мать не умерла.
- Когда он должен родиться? - спросил я.
- Еще полтора месяца.
Мы оба встали.
- Не думаю, что хочу быть здесь, когда это произойдет, - сказал я.
- Да, - согласилась миссис Кэффри. - И я так не думаю.
Я отвез ее домой.
На следующий день я закончил все свои дела с Ярдом, вернулся в Атланту и улетел домой. Как и планировали, мы с Дениз провели вместе следующие выходные.
Я ей так ничего и не рассказал.
Но мысленно вел счет дням. Полтора месяца спустя - в день икс, - я собирался позвонить миссис Кэффри. Даже узнал ее номер в справочной, а затем набрал код города. Однако повесил трубку обратно на рычаг, так и не завершив вызов. Решил, что на самом деле не хочу ничего знать. Будет лучше ничего не знать. Сделать вид, что ничего не произошло.
Неделю спустя я получил конверт с почтовым штемпелем Рэндалла.
Я вынул конверт из кучи почты и спрятал его в кармане, а остальные счета и письма передал Дениз. В комнате для гостей я разорвал его.
На клочке грязной бумаги было нацарапано сообщение из пяти слов: Подумала, что тебе будет любопытно.
И фотография "Полароид".
Я уставился на фотографию. Она была не совсем правильно сфокусирована и было достаточно трудно разобрать детали, но присмотревшись более внимательно, на заднем плане я увидел вверху большую серую каменную плиту с вырезанными буквами: И ДИТЯ, а снизу половину могилы Марии.
На переднем плане виднелась рука миссис Кэффри, тянущаяся вниз, чтобы схватить крошечную когтистую ручку.
Ⓒ Witch Woman by Bentley Little, 1985
Ⓒ Игорь Шестак, перевод, 2022
Стук в комнате
Тук-тук… тук-тук… тук-тук… тук-тук…
Я слышу это даже сейчас, стук, похожий на биение моего сердца. Но издает его не сердце. И не кровь, бегущая по венам, хотя исходит он изнутри.
Или может быть снаружи.
Сложно сказать.
Мне хочется думать, что этот звук исходит из той части моего сознания, которая называется памятью, но, в отличие от обычных воспоминаний, его появление внезапно, и слышу
