Или все-таки причина его такой странной амнезии — в наркотиках? Артур не помнил — или не хотел вспоминать — как впервые попробовал. Он со стоном перевернулся на бок.
Как всякий зависимый человек, Артур был свято уверен, что с ним все в порядке. Что если захочет — бросит. Он просто не хочет — и все. Артур вообще считал себя тогда венцом творения, пупом земли, тем, ради кого создан этот мир. И что ему все можно. Абсолютно все.
Господи, какой он был идиот.
Авария и последовавшая слепота раскрыла ему глаза. Вывод нелепый по форме, но верный по сути. Да, он до этого не жил. Он прожигал свою жизнь в самом поганом смысле этого слова. Пока Артур, совершенно обдолбанный, ничего не соображающий, не совершил полет с приземлением на крышу на скорости около двухсот километров в час — если верить камерам дорожного наблюдения.
Милана была права, сказав как-то, какое это огромное счастье, что на своем пути его «порш» не встретил никаких препятствий — отбойник не в счет. Повезло, потому что было три часа ночи, и дорога была пустая. Если бы на совести Артура оказалась чья-то жизнь — он бы точно не вывез. А так…
А так он радикальным образом избавился от своей наркотической зависимости — ни разу после аварии Артур не вспомнил про наркотики. Ну практически лечение головной боли гильотиной. А еще — заново обрел сестру. Вернул себе компанию, которую завещал ему дед. Понял, что в жизни важно, а что нет. А еще благодаря этой аварии, как ни крути, в его жизни появилась Светлана.
Как много он, на самом деле, обрел. Может быть, это был равноценный обмен? Все это — в обмен на слепоту?
Он вздохнул и перевернулся на другой бок. А, может быть, судьба все же решит, что он усвоил преподанный урок? Артур хмыкнул, снова перевернулся — в этот раз на спину. Как там говорят — бог не фраер, бог все видит. А вот Артур — нет. Не видит. Но как же хочется…
Что толку об этом думать? Все уже сделано. Осталось только ждать. Да, три недели кажутся сейчас почти бесконечностью. Но они когда-нибудь кончатся.
Артур протянул руку, взял телефон и включил последнее голосовое от Светы.
Глава 12. Пламенем внутри я освещаю темноту твоих ночей
— В четверг снимают повязку.
— Ух ты… как быстро пролетело время.
— Это для нас она пролетело быстро, — Милана щелкнула зажигалкой, прикурила. — Потому что у нас есть работа. Для Арчи, я уверена, это время тянулось невыносимо медленно.
— Я знаю, — тихо ответила Светлана. Один раз, только один раз Артур позвонил ей. Посреди ночи. И сказал: «Поговори со мной. Иначе я не выдержу и сниму эту чертову повязку». И они проговорили два часа. Точнее, два часа Света несла какую-то чушь. Если уж быть совсем точным, она не помнила, что именно говорила. Так, какие-то отрывки. Дошла даже до того, что рассказывала Артуру какие-то эпизоды из своей жизни с Валерой, стараясь выбрать что-то посмешнее. Про клиентов своих. Про детство. Да все, что угодно, лишь бы говорить.
Отчетливо Светлана помнила только финал разговора.
— Спасибо. А теперь иди спать, свет мой Светлана.
— Ты не будешь снимать повязку?
— Не буду.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Обещаешь звонить мне, если тебе снова захочется снять повязку?
Пауза.
— Артур?! Обещаешь?!
— Обещаю. А теперь иди спать.
Об этом разговоре Света никому не рассказала. Впрочем, никому — это значит, не рассказала Милане. Больше и некому было. Но Светлана промолчала. Потому что… потому что. Впрочем, это теперь не единственный ее секрет от Миланы. Так что — одним больше, одним меньше.
Света прошла к окну, открыла его.
— Когда ты бросишь курить?
— Мамочка, не начинай.
Милана иногда в шутку называла Свету мамочкой. В шутку, да. Но Свете теперь казалось, что это не то, чтобы совсем в шутку. В каждой шутке, как говорится… Каково это — расти без матери? Вот у Светы были и отец, и мать. Правда, отец все же больше формально, а мать в другом городе, но все же. А тут…
— Ты уже купила билет?
— Я бы взяла тебя с собой, — Милана отвечала, кажется, не Свете, а своим мыслям. — Обязательно взяла бы. Но мы с тобой просохатили вопрос твоего загранпаспорта. И визы. Ладно, — Милана шумно выдохнула дым. — Я. Это я просохатила. А теперь уже поздняк метаться. Прости меня, Светка.
— Перестань, — Светлана совсем не ждала извинений Миланы. И совсем не хотела их слышать. Она и не планировала лететь в Гамбург. Да, сердце рвалось к Артуру. Но… но Света не была уверена, что ей там место. Не была уверена, что сможет выдержать в тот самый момент, когда повязку снимут. А вдруг… вдруг не… Да, она трусиха. Да.
А потом, билеты очень дорогие. У нее не таких денег. Света и так слишком за многое в своей жизни позволяет платить Милане. Так нельзя.
В общем, у нее была целая россыпь причин и оправданий, чтобы не лететь в этот чертов Гамбург. Но у Миланы нашелся еще один аргумент. За который она еще и извиняется!
— Не извиняйся, — получилось резковато, и Светлана поторопилась исправиться. — Все равно кто-то должен остаться здесь и присматривать.
Света сказала это и осеклась. Тоже мне, присматривальщица. Как быстро она присоединила себя к Артуру и Милане. Как быстро присвоила себе право… нет, не то… как скоропалительно решила, что она что-то значит в этой компании. Парикмахерша бывшая, а туда же! Присматривать за бизнесом с оборотом с такими цифрами, каких Светка в своей жизни никогда не знала!
Милана резко затушила сигарету, подошла к Светлане и крепко обняла ее.
— Твоя правда, мать. Присматривай. На тебя вся надежда.
Светлана наклонила голову и заглянул Милане в лицо. Нет, она не шутит, не ерничает, Милана говорит абсолютно серьезно. Света вздохнула и положила Милане голову на плечо. Господи, как же все запуталось.
Ничего, скоро все распутается. И все станет ясно.
* * *
На Москву налетела непогода в виде ледяного дождя и ветра. Рейсы отменялись пачками, в Домодедово скопилась огромная толпа пассажиров, которые не могли вылететь. Милана кляла себя за то, что не вылетела заранее, за сутки. А теперь есть шанс, что она не успеет к тому моменту, когда снимут повязку. Ее ведь никто ждать не будет.
Милана проторчала в Домодедово десять часов, все это время безуспешно пытаясь обменять билет, купить другой — все без толку. Параллельно она отчитывалась брату, через слово матерясь, а Арчи ее успокаивал — мол, ну и ничего страшного, повязку снять — ее помощь не требуется, и от ее присутствия ничего не зависит.
Зависит. Для Миланы — зависит. Она знала, что должна быть с братом в этот момент. Чтобы… чтобы просто быть. И разделить с ним все — и радость, и…. и другое. Чтобы ни выпало — все разделить. У них теперь и навсегда — все общее.
