Выскочив из подворотен, на пару секунд Персиваль Грейвз оказался оглушен шумом, запахом, видами Хитровки. Как будто высшие силы собрали все, что есть в мире непривлекательного, смешали это в одном ведре и вылили на пятьсот квадратных метров палаток, лотков и ночлежек. В этом шуме и гуле жили отпетые бандиты, воры, беглые каторжники, убийцы, проститутки. Люди на Хитровке появлялись и пропадали, как снег по весне — был, и нету, или наоборот. Персиваль застыл, глазами ища Дарью, и привычным жестом засунул руки в карманы. Там обнаружилось сразу три чужие руки, одна из которых приветственно пожала ладонь Персиваля, пока две другие пытались вытащить содержимое. Грейвз вскрикнул от неожиданности и получил удар в солнечное сплетение и еще один по затылку прежде, чем успел рассмотреть карманников. К нему тут же подскочила женщина с печальным лицом, по которому словно сани проехались, и, пролепетав своими намазанными губами что-то в духе «бедненький мой», опустила лицо Персиваля себе промеж грудей, а сама тем временем запустила руки ему под телогрейку в поисках внутренних карманов. Грейвз дернулся, почувствовав, что тетка вот-вот доберется до волшебной палочки. Но стоило ему оттолкнуть женщину, как та подняла пронзительный визг, и вокруг нее выросли три амбала с кулаками, размером с голову Персиваля. Вот тут американец понял, что звать на помощь стоило еще минуты две назад. Он огляделся по сторонам в поисках Дарьи, но толпа уже охватила их плотным кольцом, требуя не столько хлеба и зрелищ, сколько мяса и свежей крови. Его крови.
Виновница торжества тут же скрылась с театра боевых действий, так же незаметно, как и все остальное на Хитровке. Грейвз чуть не пропустил момент, когда ему в челюсть прилетел чугунный кулак — яркие физические ощущения не дали упустить ни секунды удара. А в следующую секунду Персиваль невербальный заклятием притянул к себе кастрюлю с кипятком, которую держала в руках торговка, и вывернул ее на одного из нападавших. По толпе пронесся удивленный возглас. Где-то в этом гаме слышался тонкий голос Дарьи, ругавшейся на чем свет стоит в попытках растолкать народ и пробиться вперед. Грейвз не верил, что она успеет, а количество зрителей все росло. Персиваль не рисковал светить палочкой, тогда точно проблем не оберешься; боевых невербальных и беспалочковых заклинаний он почти не знал, поэтому оставалось выезжать на простых левитационных заклятиях и швырять в громил предметы потяжелее. Благо, подходящих объектов было предостаточно.
Оплошав однажды, теперь Грейвз внимательно следил за противниками и не пропускал ни одного удара, то припадая к земле, то отскакивая назад, дожидаясь, когда громила допустит ошибку или раскроется. Персиваль уложил второго каким-то черным бесформенным мешком, на деле оказавшимся дворовой кошкой, сильно исцарапавшей мужика, которого она посчитала обидчиком. Это зрелище оказалось настолько забавным, что на несколько секунд драка остановилась и из кровопролития превратилась в сущий цирк. Даже Грейвз приободрился, но ровно до того момента, как увидел пистолет в руках последнего своего противника. Он целился с двух шагов прямо в живот, не оставляя вариантов, и Персиваль, повинуясь инстинктам, замер, как вкопанный. Когда-то в «Кабаньей Голове» он ловил пули на спор, но тут он не был уверен, что успеет…
Выстрел не дал ему времени на размышления: Грейвз одновременно повернулся боком, уходя с траектории выстрела, и поднял руку, мысленно проговаривая заклинание. Теплая пуля мягко коснулась его ладони под шумный вздох толпы, за которым последовал второй выстрел. Персиваль машинально поднес руку к лицу, чтобы закрыться, но пуля зависла в воздухе на полпути, как следующие после нее, пока громила не выстрелял все, что у него было.
— Хорош глазеть, валите работать, выблядки. Это наш! — прогнусавил домовик в наволочке и шапке ушанке, сидевший на фонарном столбе. В следующую секунду он уже шлепал босыми ногами к Персивалю, матери каждого в толпе, чтоб ему уступили дорогу. — Устроили тут хер знает что. Придут сейчас Господа полисмены и всех нас порешають! А ты, ва-благородье, — рявкнул он на Грейвза и, схватив его ладонь своей покрытой цыпками ручонкой, трансгрессировал их куда-то.
— Стой! — на секунду перед ним мелькнуло испуганное лицо Дарьи, а в следующее же мгновение все растворилось в полумраке дорого обставленного кабинета.
— Кто это, Малой? — спросил сидевший за столом человек. Звериные зеленые глаза внимательно изучали Персиваля.
— Боец, Ва-благороде, — пробормотал домовик. — Свеженький, с улицы.
— Ну так зачем ты его сюда привел? Спускай вниз! — сказал тот и вернулся к бумагам, лежавшим перед ним.
«К черту все, — подумал Грейвз, — всю эту авантюру, конспирацию, Хитровку». У него в кармане лежал порт-ключ, запрограммированный на гостиницу. Нужно было только дотянуться и… но зачарованную булавку, видимо, сперла та самая жалостливая дамочка. Хоть палочку на месте оставила — и на том спасибо. Домовик вывел Грейвза на лестницу.
— Че-т ты тихий какой-то, — буркнул эльф, выводя его из кабинета. Мини переводчик в ухе с трудом понимал его жаргон, поэтому молчание и туповатость выходили у Персиваля как нельзя естественно. — Немой, что ли? Жаль, им нравится слушать, — кровожадно облизнулся он.
10. Утюг
Все произошло так быстро, что Дарья не успела даже дернуться в сторону домовика, когда тот унес Грейвза. Перед глазами девушки тут же промелькнула сказка «гуси-лебеди», только на этот раз в роли братца-Иванушки был американский агент, а вместо Бабы Яги было существо куда более опасное существо, рапорты о котором заставляли московских мракоборцев от бессилия рвать себе волосы на всех местах, докуда могли дотянуться руки. Василевский был опаснейшим волшебником, и не столько благодаря своему искусству, сколько благодаря умению оказаться в нужное время в нужном месте, рядом с нужным человеком и с правильным набором слов. Он мог вытащить себя даже из кровавой бани чистым, как агнец. У него были связи и ему не составляло труда натравить одного из своих друзей на другого, так что даже Канцелярия старалась лишний раз не трогать его. Князь Аргутинский первое время пытался прищучить Василевского, но после многих лет бесплодных попыток и прямого намека заведующего Канцелярией, он оставил свои намерения и, сцепив зубы, периодически обращался к нему с выгодными условиями. Выгодными, естественно, не столько для служителей порядка, сколько для обраставшего привилегиями Василевского. Обращаться к нему было все равно что нанести пощечину своей семье, но выхода Дарья не видела; если в мире и был человек, который мог помочь ей, то это был он. Другой вопрос был в том, зачем ему было бы помогать княжне, если он периодически позволял себе отказывать Сергею Юрьевичу, облеченному куда большей властью. Но теперь, когда Грейвз оказался у него в «Утюге», Дарье не оставалось ничего, кроме как заявиться к нему на порог.
Она потерла ладони, в надежде придать себе решимости, и бодро зашагала вперед через толпу, надеясь где-то по дороге подобрать смелость, мужество и что-нибудь еще, что помогло бы ей в этом нелегком деле. Но так получилось, что подобрали ее. Высокий громила без волос, бровей и ресниц, с лицом Голема и речью , больше похожей на несвязное мычание, он крепко держал Дарью за локоть и сверлил тупыми и жестокими глазами. Это был человек из тех, что бьют по голове кувалдой, пока ты подаешь милостыню ребенку, а потом снимают с твоего трупа все, что снимается. Дарья попыталась вырваться, но тут же ощутила лезвие ножа, упиравшееся ей в живот. Она застыла.
