Ага. Именно счастливым идиотом он себя и чувствовал. Потому что его Аня, его Анечка, была великолепна. Изумительна. Бонни Джеральд и пара Говардов аплодировали ей стоя! Разумеется, Артур тоже. Стоя. Во всех смыслах этого слова. А еще он заранее гордился ею и радовался ее триумфу. То, что сделает сейчас Бонни, дорогого стоит. А рожу Владлена вообще надо будет сфотографировать. Для потомков.
А вот то, что случилось дальше, стало для Артура полной неожиданностью. Не только для него.
— А Милена-то наша — дура, — с тяжелым вздохом вынес вердикт Лев, наблюдая, как блондиночка летела к Бонни. Кем она там была в детском спектакле? Пятой птичкой в ансамбле?
— Полная, — покачал головой Иван, которому стало как-то неловко.
Артур и Сергей промолчали. Да и что тут скажешь? Бросаться на шею Бонни Джеральду при всем честном народе… хм… у пигалицы вчера прокатило, но там и обстановочка отличалась, и эротического (читай, тяжелого порнографического) подтекста не было. Тут же — лис белый, полярный. Пушистый. Полный. Особенно когда обмороженная сразу обоими Говардами блондинка попыталась искать помощи и поддержки у Артура… Рухнув ему прямо на руки.
— Прекрати, — зло велел он блондинке и отстранился.
А ему еще с ней работать!
Сергей с Иваном тут же Милену от него оттеснили. Молодцы ребята, но вот досада — Аня все видела. И стопроцентно поняла по-своему. Отвернулась с таким видом, словно убить хочет. Всех и сразу.
Черт!
— Еще раз устроишь демонстрацию, вылетишь из постановки как пробка, — тихо, но крайне убедительно обрадовал девушку-красавицу Лев.
Как там Олеся любила приговаривать: «О зеленый взгляд этих глаз зарезаться можно». А что ж, конечно, можно. С некоторых пор Лева вообще к подобным демаршам относился резко отрицательно. Да и Артура они заводить перестали.
— Но… я же… — захлопала густо накрашенными ресницами блондинка. — И Бонни.
— Просто не отсвечивай, — порекомендовал Сергей, не обращая никакого внимания на надутые губки и сцену «барышня в беде».
Что было дальше, Артур уже не видел. Неинтересно. Он решительно шагал к мостику, ведущему на сцену. Хватит уже дурить. Им с Аней пора объясниться. Он любит ее, она — его, а вся эта чушь с ревностью — полная чушь! И гримерка у нее… гм, такая уютная. Диванчик удобный…
— Стоять, — велел Бонни, крепко схватив его за плечо. — Мой выход, приятель. Сначала я получу свою Миледи, а потом ты — свою жену. В таком порядке.
Останавливаться на полпути не хотелось, но Артур вынужден был признать: приглашение на роль от Бонни сейчас прозвучит намного выразительнее, чем его объяснение в любви. И вообще. Подарить любимой женщине роль у Бонни Джеральда — это круче любых бриллиантов. Уж он-то знает свою Анечку! Она — такая же, как он сам, для нее сцена — это все. Вся жизнь…
Ну, не считая семьи.
И он был дураком, закрывая на это глаза. Но ведь поумнел же! Прозрел! Она непременно это поймет. Прямо сейчас.
Последовавшую за этим сцену снимали все, у кого были телефоны. Даже случайно затесавшиеся в зал костюмеры и уборщицы. И оно того стоило. Все же режиссер — это режиссер. Гений шоу и сукин кот.
Мистер Джеральд влетел на сцену, разметав совершено неважную в данный момент труппу. Отлично поставленным голосом (на галерке слышно) воскликнул:
— Анна! Звезда моя! — по-русски.
И элегантно упал перед ней на одно колено. Балет, чистый балет!
Анечка, умница, сориентировалась тут же. Смущенно потупилась, сделала глазками, позволила поцеловать ручку. Даже порозовела! Коллеги ее тоже молодцы, ничего не скажешь — мгновенно отошли, организовали выгодный фон: восторженно-удивленные лица, прямо как год репетировали.
— Анна, вы прекрасны! Вы удивительны! Я влюбился в вас с первого взгляда! — продолжал Бонни. — Будьте моей…
На этом месте Артуру резко захотелось его прибить. Что значит — моей? Вот же, козел итальянский!
А козел итальянский выдержал паузу, достаточную, чтобы публика охренела, но недостаточную, чтобы начала шептаться, и тоном Ромео под балконом закончил:
— …Миледи!
Сукин кот! Трижды сукин кот! Даже Артур, и тот — купился. Купился же! Что уж говорить о публике?
Публика затаила дыхание. Вся. Даже чертова блондинка, которую Сергей чисто на всякий случай придерживал за рукав. Во избежание.
— О, мистер Джеральд… я… — томным, изумительно поставленным голосом пропела Анечка. Настоящая Миледи! А как публику держит!
— Скажите «да», прошу вас! — Ромео, чистый Ромео.
— Да. Конечно же, да! Я буду вашей… Миледи, — с нужной долей пафоса и легчайшим оттенком иронии ответила Анечка.
На что мистер Джеральд снова расцеловал ей ручки, затем под бурные аплодисменты и крики «браво!» вскочил, раскланялся — они вместе раскланялись — и поднял ладонь, призывая всех к тишине.
— Спасибо! Спасибо! Я люблю ваш театр! — по-русски, а потом обернулся к Ане и так же громко закончил, но уже тоном заправского рабовладельца: — Послезавтра к девяти. Не опаздывать.
— Да, сэр! — отрапортовала Анечка, вытянувшись по стойке смирно и отдав честь а-ля американский солдат.
Публика грохнула. Кто-то залихватски засвистел… кто-то? Ага. Лорд Говард. Кто ж еще позволит себе свистеть в присутствии столь высоких особ. Его супруга почти прыгала на месте и сияла, словно это она все срежиссировала, и теперь наслаждается заслуженной славой. Впрочем, Артур бы не удивился. Да и ему было не до удивления.
Аня, вместо того чтобы спуститься в зал, в подающему ей загадочные знаки Владлену, смоталась за кулисы. Владлен выругался под нос, правда, когда на него обернулся лорд Говард и вопросительно поднял бровь, мол, что вам не так, уважаемый — изобразил вежливую улыбку. Сквозь зубы. И пробормотал под нос что-то на тему премьеры на носу и Брута.
— А, дорогой коллега, — спрыгнул с мостика над оркестровой ямой Бонни Джеральд, — позвольте выразить вам мое восхищение. Прекрасная постановка! Браво! У вас отличное чутье на роли.
Владлен проглотил недоруганную ругань, снова улыбнулся — на этот раз почти искренне.
— Благодарю, мистер Джеральд.
— Бонни, просто Бонни! — козел итальянский просиял и похлопал Владлена по плечу. — Не волнуйтесь, Анна — настоящий профессионал, она сыграет вашу премьеру и успеет на мои репетиции. Вы не станете возражать, друг мой?
Возражать Владлен не посмел. Кажется. Артур уже не прислушивался — ему надо было срочно, немедленно найти Аню и с ней поговорить. Сейчас же. Поэтому он все по тому же мостику, через сцену, помчался за кулисы — и к ее гримерке. Уже на бегу он подумал, что надо было хоть цветы для нее захватить. Не сообразил. И ладно, цветы — потом. А сейчас он ее поздравит с ролью, обнимет, скажет, что любит ее и всегда любил, и все наконец-то станет хорошо и правильно. Так, как должно быть.
