Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
— Я понимаю, что все вы жили под обаянием несокрушимости великороссийской мощи. На деле оказалось — это мыльный пузырь, лишь слегка сверху бронированный… Достаточно было иголочного укола, чтобы он лопнул!
Блинов прослезился. Казачий урядник ногтем соскабливал смолу, прилипшую к эфесу его шашки. Исполатов, отвернувшись, пускал к потолку голубые кольца табачного дыма. Соломин сказал:
— Простите, барон, но такого ведь быть не может, чтобы наши священные твердыни, вроде Порт-Артура…
Бриттен сразу перебил его возгласом:
— Порт-Артур уже сдан! Вернее, — поправился он, — когда мы покидали Сан-Франциско, уже была решена его капитуляция.
— А как же наш флот? — спросил урядник.
— Какой флот? Русского флота давно нет… Поищите его на дне Тихого океана[6]. — И барон рассмеялся.
В сенях канцелярии кто-то задел пустое ведро. Этот житейский звук несколько оживил Соломина, совсем увядшего. Все были растеряны, не зная — верить или не верить. Да и как было не поверить, если говорило официальное лицо?
— А что во Владивостоке? — спросил Соломин.
— Владивостока нет. Эскадра японских крейсеров еще в марте оставила от него дымящиеся руины. Масса убитых и раненых. Поезда переполнены — жители панически спасаются в Россию, и сейчас Владивосток — это мертвое поле, а все подходы к нему японцы завалили минами так густо, что еще добрую сотню лет туда никто не рискнет соваться…[7] Голова от таких новостей шла кругом. Бриттен поднялся и сдернул макинтош со спинки стула.
— Сейчас, — произнес он, — назрел вопрос о конференции ведущих держав мира, чтобы произвести окончательный раздел дальневосточных владений Российской империи.
Тут, не выдержав, гаркнул Мишка Сотенный:
— Да Россия-то, чай, не Африка, чтобы делить ее!
Бриттен, вроде сочувствуя уряднику, пожал плечами:
— Увы, но это так.
Исполатов вдруг гортанно произнес одно слово, которое резануло всех, словно бритвой:
— Кайкчич!
К сожалению (или к счастью?), Бриттен его не понял. Это было старое оскорбление ительменов, которое могли понять лишь старожилы Камчатки; оно означало примерно то позорное русское слово, что начинается с буквы «б».
Белые гетры барона уже заторопились к дверям.
— Америка, — говорил Бритггн на ходу, — получит Камчатку, из которой образуется самостоятельный штат, а конгресс Соединенных Штатов в этом случае отдает мне все, что здесь имеется, на концессионных правах.
Дверь, взвизгнув пружиной, захлопнулась за бароном столь громко, будто выстрелила пушка. Соломин сел.
— Надо бы его попросить, — сказал вяло, — чтобы он воздержался от таких слов на улице. Могут возникнуть неприятности.
Блинов вытер слезы и ожесточился:
— А пускай, сволочь, болтает, что хочет. Одной болтовней ему из нашей Камчатки колонии не сделать.
Андрей Петрович с надеждою воззрился на Исполатова:
— Как вы относитесь ко всему услышанному?
Траппер размял в пепельнице погасшую папиросу с таким старанием, будто хотел уничтожить заклятого врага.
— Россия — это такая страна, которой можно нанести поражение, но которую никогда и никому не удавалось победить. Я допускаю, что наша армия могла оставить Мукден, допускаю, что Владивосток можно бомбардировать, как это сделали недавно с Благовещенском китайцы. Но курляндский баронишко что-то уж больно много насыпал пеплу на наши головы… Вспомните! Даже насквозь прогнивший Китай и тот, когда на него напали сразу несколько стран, обладавших новейшим оружием, даже Китай не испытал столько бед и насилий, какие, по словам барона, выпали сейчас на русскую долю. Уж если ты, собака, взялся за вранье, — заключил Исполатов, — так ты уж ври хотя бы так, чтобы тебе поверили!
Это были убедительные слова, и тут уряднику Сотенному пришла в голову хорошая мысль:
— Любое вранье легко проверить. Попросим у барона газетку. Хоша бы американскую. Не может так быть, чтобы на всем «Редондо» не нашлось захваченной в дорогу газетки…
Соломин поспешил за Бриттеном, нагнал его на улице и попросил дать почитать последние газеты.
— Ах вот оно что! — строго произнес барон. — Вы не доверяете мне. Но учтите, что я дворянин и моим словам…
— Я тоже дворянин, хотя и мелкотравчатый, — торопливо сказал Соломин. — Как дворянин дворянина, я настоятельно прошу вас, барон, воздержаться от распространения вредных слухов.
— Сударь мой! Я не слухи распускаю, а сведения о фактах, и не вредные, а самые достоверные…
— Вы доставили на Камчатку товары?
—Нет.
…Тогда непонятно, зачем вообще прибыл сюда «Редондо»?
Бриттен повидал Неякина и Нафанаила, которые сообщили ему: мол, Соломин явно не в себе, что и сам всенародно признал под пасху при вынесении городских святынь. От благочинного барон проследовал в больницу, где доктор Трушин выразился о Соломине таким образом:
— Это такая инфекция, что слов нету! Я уже сказал ему, чтобы он мне на глаза не попадался, потому что я за себя не ручаюсь. Да вы спросите Неякина
— он не даст соврать.
Неякин, прилипая к барону как банный лист, охотно доложил о позорных «неистовствах» начальника Камчатки:
— Стыдно сказать, пресветлый барон, но господин Соломин кажинный раз, как меня встречает, сразу плюет мне в глаз. Причем обязательно в левый… видите, как распух?
Предоставим слово Соломину. «Наутро из разных источников я стал получать заявления о том, что Бриттен объявил уже Камчатку под американцем, причем одновременно с этим объявлением он не преминул накинуть два рубля на кулек муки, чего он не мог сделать без моего ведома и согласия».
Урядник в сердцах даже наорал на Соломина:
— Да что вы смотрите-то? Будь я на вашем месте, у меня бы жук этот до конца войны из-за решетки выглядывал. Вон как он злодейски народ мутит.
Это правда, что в городе уже создалась унылая, давящая обстановка. Жители сходились в кучки, слышалось:
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
