Вой сирен не смолкал, освещение начало мигать в тревожном ритме. Этот ритм, вместе со звуком, давил на глазные яблоки, побуждал опуститься на колени, накрыть голову пиджаком и замереть… В ожидании, пока не прибежит охрана и не наденет наручники.
Зажмурившись, стараясь отключиться от рёва сирены, Мирон ощупью забрался во внутренний карман пиджака. Достал пакетик с масляной капсулой. Раздавил её между пальцев и поднёс к лицу. Глубоко вдохнул…
Свежая, ошеломительно резкая мятная волна хлынула в мозг. Она затопила сознание, расплескалась где-то за глазными яблоками и осела в горле, делая разум онемевшим, отстраненным и холодным, как кубик льда в морозилке.
Эту капсулу тоже дал Соломон. Уже на прощанье, когда Мирон одной ногой стоял на асфальте. – Если станет совсем невмоготу, – сказал он, – Раздави это и вдохни.
Наверняка – забота Платона. Старший брат всегда знал, когда он начинает паниковать…
Повинуясь скорее инстинкту, нежели разуму, Мирон зашагал между полок, бегло сверяя маркировки с той, что хранилась в памяти. Первый ряд… Второй… Десятый… Сюда вой сирен почти не долетал, и он задышал ровнее. Свет, правда, продолжал мигать, что не добавляло комфорта, но с этим пришлось смириться.
Коробочка обнаружилась в шестнадцатом ряду, на пятой снизу полке. Просто лежала там, ничем не защищенная, будто приглашая: подходи кто хочешь и бери…
Мирон подошел. Сунул руку в карман и достал ту, с имитацией прототипа. Быстро, словно кто-то мог заметить, поменял их местами…
– Платон?
Спина закаменела. Рука, сжимающая коробочку задрожала от напряжения и он чуть ослабил хватку – так недолго и сломать вещицу. Медленно, мышца за мышцей, расслабил тело. Голос не был угрожающим. Скорее, удивленным. Даже немного робким. Мирон сделал глубокий вдох, и придав лицу досадливо-раздраженное выражение – именно так поступал старший брат, когда ему мешали – оглянулся.
– Вы не знаете, что происходит? Почему сирены? Мы должны выйти наружу или как?
Не военный. Мягкий вязаный кардиган, воротник сорочки завязан смешным галстуком-бабочкой. Из седого пушистого венчика волос вырастает куполообразная лысина. Глаза – за архаичной роговой оправой очков. Профессор политехнического вуза, прямиком из двадцатого столетия.
Местный архивариус. Не опасен. Если не заподозрит диверсию и не достанет штатную Беретту…
– Я тоже не знаю, зачем сирена, Михал Андреич. Очевидно, учебная тревога.
– Вы так думаете?
– Если пожар – сработали бы распылители пены. Землетрясений у нас в области не бывает. На то, что в здание МОСБЕЗа проник недоброжелатель – Мирон позволил себе высокомерно усмехнуться – шансы настолько мизерные, что их не стоит даже учитывать. Остаётся – учебная тревога.
– Полагаю вы правы, – кивает Михал Андреич, и поправив очки, собирается удалиться. Но вдруг останавливается. Смотрит испытывающе на Мирона. – Я думал, вы завершили прототип, – говорит он. – Об этом говорил генерал-майор…
– Да, так и есть, – Мирон старается не моргать слишком часто. И не сжимать коробочку слишком крепко. Где-то глубоко внутренний голос отсчитывает секунды. – Но после испытаний меня попросили внести некоторые коррективы, и… – он пожал плечами, как бы давая понять: – Что с них, военных, возьмешь? Заказчик есть заказчик.
– Ясно, – профессор вновь собрался уходить, но потом опять повернулся к Мирону. – Скажите, э… Платон… А они… действительно… Так хороши?
Мирон слегка пожал плечами.
– Мне, признаться, трудно судить. Как разработчику.
– А можно я… – Михал Андреич смотрел на коробочку с каким-то особым вожделением. – Можно я сам попробую? Всего на минуточку?
– Ну, вообще-то…
– Никто не узнает. Мы с вами сегодня вообще не виделись. А?
– Ну хорошо, – Мирон откидывает крышку и протягивает коробочку на ладони. Попутно мельком заглядывает внутрь…
Две пиявки. Очень похоже на обычные биомолекулярные Плюсы, но совершенно прозрачные. А еще казалось, что они дышат… Или просто подрагивают, будто сделаны из желе.
Мирон непроизвольно сглотнул.
– И как ими… – профессор вопросительно посмотрел Мирону в глаза.
– Просто вставляйте в уши, – как можно увереннее ответил он. – Не бойтесь.
Подцепив пальцами одну за другой обеих пиявок, Михал Андреич сунул их в свои большие, покрытые седым пушком уши. Пиявки сжались и полностью скрылись в слуховых проходах.
– Ох, иже еси на небеси! – вскрикнул архивариус и покачнулся. Мирон инстинктивно подхватил его под локоть. – Это что такое?
Очки съехали на бок, сам он пошел красными пятнами.
– Вы в порядке? – участливо спросил Мирон. Архивариус открыл глаза, повернулся, ощупывая вокруг себя воздух, как слепой, и вновь посмотрел на Мирона.
– Полагаю, для первого раза достаточно? – спросил тот.
Где-то, на краю сознания, продолжала выть сирена…
– Да, наверное.
Вытащив пиявок, профессор вернул их в коробочку. Затем снял очки и достал большой клетчатый носовой платок.
– Ну как? – спросил Мирон.
– Вы гений, господин Орловский, – старик размеренно качнул головой. Под глазами его набрякли тяжелые мешки. – Вы истинный гений… Честь имею, – коротко поклонившись, он убрёл куда-то за стеллажи.
Мирон перевел дух.
И услышал, как от двери, метрах в десяти от него, раздаётся дробный топот ног и звучат короткие приказы.
А вот и охрана… Интересно, что же он сделал не так? Почему сирена всё-таки включилась?
Наверное, этого я никогда не узнаю… – Мирон прижался всем телом к стеллажу, стараясь слиться с ним, сделаться плоским, невидимым. Топот стих. Но дыхание – шумное, запалённое дыхание только что бежавшего человека, раздавалось совсем неподалёку.
Он сделал глубокий вдох… А что? Даже если поймают… У него есть документы, он генетически не отличим от брата… Ну что они ему сделают? Разве что, найдут прототип? Мирон вспомнил, как прозрачные пиявки полностью скрылись в ушах старика. Открыл коробочку.
Накатила тошнота. Они ведь почти живые… Ну как можно ЭТО пихать себе в уши? Ладно. Придется потерпеть…
Они не были ни холодными, ни тёплыми. Собственно, как только Мирон взял их в руки, они идеально подстроились под его температуру. А затем скользнули в слуховые проходы. Будто живые.
Секундное головокружение…
Ох ёб твою мать! – он очень надеялся, что не заорал этого вслух. – Так вот, что видел старик!
Это был Плюс, во всём его великолепии. Будто он лежит в Ванне, погруженный в биогель по самые брови. И в то же время находится здесь, в здании МОСБЕЗ… Видит стеллажи с коробками и пакетами… А над ними – светящиеся коды, описывающие содержимое.
