— И все равно я не хочу их здесь видеть, — Рэнальф щелчком пальцев подозвал слугу. — Возьми собак леди Ариэль и запри их в конюшне.
Ариэль с разгоревшимся лицом оттолкнула свое кресло и встала.
— Ты не сделаешь этого. Мои собаки останутся со мной!
— Тогда, быть может, сестричка, ты предпочтешь и пировать вместе с ними там же, в конюшне? — Рэнальф тоже привстал в кресле.
— Несколько странный спор за праздничным столом. — Голос Саймона разрядил сгущающееся напряжение.
Граф Хоуксмур не мог себе представить, чтобы такая перебранка между братом и сестрой вдруг началась во время праздничного застолья на виду у двух сотен гостей. Оглянувшись по сторонам, он заметил, однако, что лишь его собственные друзья шокированы ссорой. Остальные участники застолья не слишком заинтересовались происходящим, хотя, пожалуй, им было интересно, кто одержит верх в споре.
— Отведите собак в свою комнату, — негромко велел Саймон Ариэль.
Она повернулась к мужу, яростно блеснув глазами. Все тем же негромким голосом он продолжал:
— Вы лишь унижаете себя этой перебранкой. Почему вы все время играете в игру, которую навязывает вам брат?
Ариэль вспомнила его холодное недовольство сегодня утром, когда она унизила Оливера и отвечала на сальности брата в том же духе. Затем она взглянула на разгневанного Рэнальфа, угрожающе поднявшегося из-за стола с побелевшим от ярости лицом.
Встав с кресла, Ариэль жестом руки велела собакам следовать за ней и, гордо выпрямившись, высоко подняв голову, вышла из зала.
Рэнальф схватил со стола бутылку с вином, наполнил свой кубок и залпом осушил его.
— Ваша жена — совершенно невыносимое создание, Хоуксмур. Желаю вам наслаждаться ею… и при этом всегда быть начеку.
Его оскорбительный хохот разнесся по залу.
Саймон никак не отреагировал на выпад, как уже не раз оставлял без внимания множество других язвительных замечаний. Он лишь что-то негромко сказал лорду Стэнтону и вернулся к прерванному ужину.
Через несколько минут в зале снова появилась Ариэль, села на свое место и взяла в руки бокал, с отвращением бросив взгляд на тарелку с едой. Всего час назад она едва не умирала с голоду, но теперь внезапно потеряла аппетит.
— Вы не едите?
— Я не голодна.
И она искоса быстро взглянула на мужа. Саймон протянул руку к графину с вином и наполнил ее бокал, негромко заметив:
— Порой лучше предоставить события самим себе, моя дорогая девочка.
— Но как вы можете защищать несправедливость? — спросила Ариэль, радуясь возможности поговорить откровенно.
— Есть вещи, которые не стоят того, чтобы на них отвечать. Ввязываясь в спор, человек только унижает себя. — Граф пристально взглянул на Ариэль, и та почувствовала, что краснеет.
— Вы хотите сказать, что мне не следовало отвечать Ральфу и Оливеру сегодня днем?
— Да, именно это я и хотел сказать.
Ариэль потупила взор, не в силах выносить его настойчивый укоризненный взгляд. Неужели он прав? Она всегда гордилась тем, что может на равных разговаривать со своими братцами. Неужели она просто роняла собственное достоинство, опускаясь до их уровня? Возможность существования такой точки зрения никогда раньше не приходила ей в голову.
— Позвольте мне положить вам вот эту великолепную ручьевую форель, — произнес Саймон совершенно другим тоном, немедленно осуществляя свое предложение. — Она из этих мест?
Ариэль ответила не сразу. Ей в отличие от него не так легко давался переход от одного настроения к другому. Взгляд молодой женщины остановился на его сильных длинных пальцах, которые сейчас очищали рыбу от костей с таким изяществом, словно вышивали тонкую ткань. Это пришедшее на ум сравнение заставило Ариэль улыбнуться, и охватившее ее напряжение несколько спало. Эти большие, ширококостные кисти, пальцы с коротко остриженными квадратными ногтями, мозолистая кожа рук совершенно не вязались с мыслью о рукоделии.
У Оливера были белые мягкие руки с длинными пальцами. Но далеко не всегда они были проворными и нежными. Ариэль почему-то не могла представить себе, чтобы мозолистые руки Саймона, привычные к шпаге, сделали движение, которое не было бы тщательно рассчитано. Если они и действовали грубо, то для этого у их обладателя всегда был серьезный повод.
И снова по телу молодой женщины пробежала уже знакомая ей дрожь. Дрожь, рожденная смешанными чувствами восторга и предвкушения наслаждения. Тело Ариэль отвечало на рожденное ее воображением прикосновение этих рук к ее телу.
— Вам холодно? — спросил Саймон, кладя очищенную от костей половинку форели на тарелку жены.
— Нет. — Ариэль отчаянно затрясла головой, щеки ее порозовели, словно на них повеяло жаром. — Форель была выловлена в Грейт-Оуз, это примерно в пяти милях отсюда.
И чтобы скрыть смущение, Ариэль набросилась на рыбу, забыв, что у нее только что не было никакого аппетита.
— Какой интересный у вас браслет!.. — Саймон легонько погладил пальцами сплетение золотых полос, инкрустированных жемчугом.
Ариэль положила вилку и подняла запястье так, чтобы в свете канделябров сверкнуло золото, разлилось мягкое сияние жемчуга и блеск серебра смешался с густым красным цветом рубина.
— Это подарок Рэнальфа.
— Да, сестричка! — прокричал со своего места Рэнальф. — Подарок от твоего брата. Посмотри на него повнимательнее и по достоинству оцени.
Губы Ариэль сжались.
— Я всегда ценила твои подарки, Рэнальф. Их самое замечательное и ценное свойство — редкость.
Почувствовав, как напрягся ее муж, Ариэль тут же склонилась над тарелкой.
— Думаю, вы хотите сказать, что я не должна была реагировать на его слова, — прошептала она. — Но вы не знаете всего.
— В самом деле? — Саймон снова повернулся к жене, внимательно глядя ей в лицо. — Если есть нечто, что я должен знать, пожалуйста, просветите меня.
Ариэль почувствовала, что предательская краска снова заливает ей щеки.
— Вам следует понять, сэр, что мои братья никак не могут смириться с этим браком.
Он кивнул.
— Да, это я понял. На Рэнальфа было оказано некоторое давление.
— Как я догадываюсь, королевой?
— Ее величество сказала свое слово, — ответил он, намеренно не вдаваясь в подробности.
— И такое же давление было оказано на вас?
Граф Хоуксмур покачал головой, и слабая улыбка смягчила угрюмое выражение его лица.
— Нет, Ариэль. Давления на меня не оказывали. Сказать по правде, идея со свадьбой принадлежит именно мне.
— Но для чего? — Безотчетно она положила ладонь на его руку. Браслет ярко сверкнул на темно-коричневом бархате.