Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
Я обожал этот дневник. Я аккуратно переписывал текст увиденных мною страниц, а также тех, что сфотографировали другие исследователи. Я узнал, что в детстве REVS был уличным заводилой в Бей-Ридж («Каждый чертов день стикбол, вифлбол, ступбол, об стенку, футбол, скалли, "короли", скейтборд, казаки-разбойники, прыжки с крыши на крышу или карабканье по пожарным лестницам — ни дня без приключений»[68]), дрался со своим отцом-алкоголиком («Несколько раз его привозили домой копы или скорая, даже однажды валялся на тротуаре»), но как-то раз увидел вагон метро, полностью разрисованный свежим граффити («Я в шоке — впервые такой увидал и реально не забуду! Всю ночь думал — до сих пор не знаю кто автор но кто бы ни был уважуха порадовал!»). Как и все, кто переехал в Нью-Йорк, я испытывал мнимую ностальгию по городу, которого уже не было, по обожаемому мной Нью-Йорку из фильмов и книг, исчезнувшему прежде, чем я появился здесь. Дневник REVS был артефактом того Нью-Йорка, который мы потеряли, — длинной, бескомпромиссной поэмой в стиле панк-рок о былых временах.
Но что меня поражало больше всего, что озадачивало, — так это где именно REVS писал свой дневник. Однажды, во время вылазки под Бруклином, я на четвереньках осматривал нишу запасного выхода. Мое лицо было измазано металлической пылью, футболка промокла от пота, растянулась и обвисла. Вдруг я заметил страницу дневника на противоположной стене. Короткая запись о райтере старшего поколения по имени ENO, который был своего рода сенсеем для REVS в период его становления как граффитиста. Бетонную стену освещал кружок света от лампы, закрепленной над путями: некоторые райтеры также поставили здесь свои теги, чтобы их было видно из проезжающих поездов. Но не REVS. Он поместил страницу на несколько футов ниже освещенного участка, в темноте, где ее почти невозможно было разглядеть. Как если бы поэт записывал сонеты невидимыми чернилами или композитор сочинял симфонии на дозвуковой частоте. Я недоумевал: зачем создавать произведение искусства в укромном месте, в самой темной части города, где почти никто не сможет его увидеть?
ИМЕННО О ЛИЧНОСТИ REVS я размышлял тем погожим ноябрьским утром, когда поднимался по узкой извилистой тропе в Пиренеях на юго-западе Франции. Пиренеи — горная цепь, проходящая по границе между Францией и Испанией, от Бискайского залива до Средиземного моря, — буквально пронизаны пещерами. За последние полтора столетия археологи выяснили, что здешние пещеры скрывают в своих недрах произведения первобытного искусства, созданные племенами охотников и собирателей, которые кочевали по региону в промежутке от пятидесяти до одиннадцати тысяч лет назад. Первое серьезное открытие было сделано в 1879 году, когда испанский дворянин по имени Марселино Санс де Саутуола вместе с восьмилетней дочерью Марией отправился исследовать пещеру на принадлежавшей ему земле в Стране Басков. Пока Саутуола раскапывал пол пещеры, Мария взглянула на потолок, где неожиданно для себя увидела рисунок, изображающий стадо бизонов с золотисто-рыжей шкурой. В последующие несколько лет какие-то находки в известняковых холмах западной Европы стали привычным делом: фермер, пастух или ватага местных мальчишек находили расщелину на склоне холма, забирались внутрь со свечой и, к своему изумлению, обнаруживали в полумраке древние изображения мамонтов, бизонов, туров, горных козлов и лошадей, выполненные необычайно реалистично и искусно.
Эти произведения искусства, в настоящий момент обнаруженные в 350 пещерах по всей Европе, долгое время представляли загадку для поколений археологов и этнографов. В начале XX века исследователи предполагали, что таким образом древние люди заполняли свободные часы, что человек эпохи палеолита «занимался искусством ради искусства». Позже появилась гипотеза, что речь идет о рудиментах «охотничьей магии внушения»: иными словами, художники наносили на стену изображения зверей, дабы наложить на них заклятие и тем самым облегчить себе охоту. Сегодня большинство археологов продолжают считать, что рисунки так или иначе имеют ритуальное значение. Однако вот что оставалось необъяснимой загадкой, над которой с самого начала ломали головы исследователи: рисунки всегда наносились в тех укромных уголках, куда сложнее всего было пробраться, — в самой глубине пещер.
Я прибыл в Пиренеи, чтобы увидеть самое, вероятно, выдающееся, самое загадочное и самое недоступное на всем белом свете произведение искусства — «глиняного бизона». Экспонат представлял собой пару глиняных скульптур, находившихся на расстоянии более полумили от входа в большую пещеру, в конце длинных, до головокружения узких проходов, в самой глубокой и недоступной части пещеры. Четырнадцать тысяч лет назад скульптуры вылепили люди, жившие во времена, которые археологи относят к так называемой мадленской культуре. Пещера называлась Ле Тюк д’Одубер и была одной из трех в системе пещер, образованных рекой Вольп неподалеку от деревушки Монтескьё-Аванте в департаменте Арьеж. Ле Тюк находился во владении Пюжоль, принадлежавшем Бегуэнам, аристократической семье, которая уже не одно поколение проживала в этой местности. Теперешним правителем поместья — и чрезвычайно ответственным куратором пещер — был граф Робер Бегуэн.
Приглашение посетить пещеру само по себе оказалось огромной удачей. Все археологи, с которыми я связывался, говорили, что Ле Тюк, вероятно, самая недоступная в Европе крупная пещера из тех, что содержат изображения. Жемчужины доисторического искусства — пещеры Ласко, Альтамира, Шове — принадлежат государству и периодически открываются для исследователей и специальных гостей. Ле Тюк находится, в свою очередь, в частной собственности: Бегуэны открывают ее только по собственному желанию, максимум раз в год, причем только для известных археологов или друзей семьи. Бывало, что ученые мирового уровня, видные исследователи доисторической культуры, всю жизнь напрасно ожидали этого приглашения. И в то же время — археолог Калифорнийского университета в Беркли по имени Мег Конки, которой довелось работать в Ле Тюк, предоставила мне электронный адрес Шато-Пюжоль, чтобы я по крайней мере написал письмо и представился графу Бегуэну.
На примитивном французском языке я рассказал о прошедших годах исследований, рассказал ему о REVS и о том, как мое любопытство к скрытым от глаз произведениям искусства ведет меня в пещеру, принадлежащую его семье. Не получив ответа сразу же, я не удивился (в конце концов, я на него и не рассчитывал) и спустя несколько недель забыл о письме. Но вдруг граф Бегуэн неожиданно написал мне. Если я смогу приехать в Пюжоль в воскресенье в конце ноября к двум часам дня, говорилось в послании, мне явится возможность принять участие в «эксклюзивной экскурсии».
Въехав в ворота поместья, я увидел замок: огромное каменное здание с башенками, расположенное на высоком холме, по сторонам которого спускались зеленые пастбища. Всё тонуло в свете, словно позаимствованном с полотен Ван Гога. Немного поодаль от замка стояла небольшая рустованная каменная постройка: здесь находилась семейная библиотека, миниатюрная археологическая лаборатория, а также частный музей, в котором выставлялись артефакты, обнаруженные на территории поместья.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
