Сивари нахмурилась, стараясь хоть как-то складывать слова, которые слышала из уст племянницы, в некий смысл. Её девочку, её звездочку Иввани хотят отнять? Так что ли?!
— Видишь ли, оба тана, Черный и Лазурный, претендуют на меня. И я достаточно хорошо знаю обоих, чтобы сказать наверняка: ни Дайхатт, ни Маатхас не согласится на госпожу танской крови.
Поскольку у меня нет единокровных сестер, а, хоть руки у меня и две, в брак я могу пообещать только одну, ничего не остается, как взять опеку над Иввани на себя.
— Что? — выдохнула Сив. Она что, нарочно дозирует каплю за каплей свои отвратительные решения?!
— Ты откажешься, — методично продолжала Бану, игнорируя одинаково свирепое и отчаянное состояние родственницы. Но если хочешь добиться цели, порой, нужно быть безжалостнее любого Бога.
— … от дочери в мою пользу, — говорила тану. — Пусть лаваны Яани подготовят все необходимые документы, по которым ты передаешь попечительство над Иввани мне, главе дома Яввуз, с тем, чтобы я могла присвоить ей полноправный титул танин.
— Я не стану отказываться от дочери! — заорала в конец взбешенная Сив.
— Разумеется, — повествовала Бансабира, — на ваших отношениях это никак не отразится. В общем-то, её вообще можно не посвящать в некоторые детали нашей договоренности. Но это я оставляю на твое усмотрение. Главное, сообщи ей о предстоящем замужестве и, пока не называя имен, внуши, что её избранник-тан — супруг, которого следует почитать. В случае, если Иввани выкинет что-то непредвиденное, будучи в браке, мы не только лишимся союзника, но и наживем врага. Поэтому, прежде, чем казнить за измену в подобной ситуации, я отдам вас обеих на поругание всему черному воинству.
— БАНСАБИРА!
— Мы с Дайхаттом пропишем это в условиях брачного договора. Не переживай, ответные меры безопасности для Иввани я тоже предусмотрела. Теперь осталось только переговорить с самим Аймаром, и его орда на нашей стороне, — улыбнулась Бансабира, будто вообще не замечая, что в зале есть кто-то, кроме неё.
— Ты издеваешься, да? — слезно выдохнула женщина.
— Мне пришлось родить сына от Нера Каамала — какие уж тут издевательства? — философским тоном заметила Бансабира.
* * *
Сив пыталась спорить еще почти четверть часа. Но несгибаемая твердость Бансабиры опять позволила ей устроить все по-своему. Теперь главное, чтобы Дахйатт ничего не узнал раньше времени и не отказался приехать погостить.
* * *
В просторном покое, совмещающем богатую спальню и кабинет, было тепло. В глубоком боковом алькове справа на возвышении стояла старинная дубовая кровать, способная вместить на своих перинах и четырех крупно сложенных мужчин. Тяжелый лазурного цвета балдахин был собран под гардинами, как подбитый к реям парус. В противоположном конце комнаты недалеко от камина, горевшего сейчас едва-едва, на другом возвышении был установлен стол длиной в пять с половиной локтей с тонко выделанными резными бортиками. Стулья, приставленные к столу со стороны стены, имели до того высокие резные спинки, что, кто бы на них ни сел, над головой оставалось еще, по меньшей мере, развернутое дубовое навершие шириной в пол-локтя. По другую сторону тоже пустовало пару сидений, более скромных, но тоже отлично сработанных.
Перед камином, ближе к двери, во всю оставшуюся ширину стены было расставлено бюро с множеством книг, свитков, писем, принадлежностей, ценных вещей, семейных реликвий. Удлиненные стреловидные окна напротив входа выводили на юг, отчего практически весь день в кабинете царствовало солнце. Несмотря на массивную мебель и более скромные хранилища для одежды и прочих мелких предметов, покой казался просторным: его размеры воистину впечатляли, а солнечный и даже лунный свет, проникая внутрь, отражался от светлых выкрашенных стен, мерцал на складках балдахина и занавесок, добавлял помещению тон не только величия, но и волшебства.
— Что еще? — мужчина напряженно изучал предоставленные бумаги. Огни свеч тенями дрожали на смуглых гладко выбритых щеках. Маатхас поскреб одну, вглядываясь в строчки внимательнее.
— Несколько бытовых вопросов, — Хабур почесал надлобие. Он сидел напротив, за тем же столом, и держал перед собой ворох каких-то бумаг. Что-то, пробегая глазами, передавал тану — в этих делах Сагромаху следует участвовать напрямую — что-то убирал в конец стопки, понимая, что с подобными мелочами разберется и сам.
— В поселениях на юге танаара из-за таяния и летних дождей затопило несколько деревень. Нужно отправить несколько каменщиков и плотников, и как-то еще помочь. В целом, все понятно, но без твоего дозволения мне не развернуться.
Маатхас протянул руку, принял пергамент, не глядя расписался, налил сургуча и поставил печать.
— Дальше.
— Гурт прислал вести от Каамалов, — Хабур протянул записку. Маатхас не принял, запрокинув голову, и сделал жест повеления: «Читай!».
— Похоже, Яфур всерьез давит на Яввуз, чтобы утрясти её брак с Дайхаттом. Не удалось выяснить точно, но, судя по всему, воздействует на таншу или через членов семьи, или через её связи с другими танами. Кроме того, Яфур снова заслал гонцов к Раггарам, и на границах Золотого и Пурпурного домов уже было несколько мелких стычек. Если так дальше пойдет, начнутся серьезные волнения между Раггаром и Яввуз. Будет конфликт, а кому оно надо? Не дай Праматерь, старый Ниитас помрет до той поры, снова весь север перевернётся из-за атак с юга.
Маатхас медленно покачал головой, соглашаясь с доводами Хабура.
— Еще пишет, что отношения Яфура и Этера накалились: между отцом и сыном нет былого понимания.
— Мало нам Шаутов было с этой проблемой, — протянул Сагромах.
— Но ведь распри в Алом доме нам на руку? — уточняюще спросил Хабур.
— В Алом — да, — согласился тан. — А Серебряный уже хочется заткнуть и не сомневаться в нём.
— У Энума Ниитаса, — продолжил Хабур, коротко кивнув, — все-таки родилась внучка.
— Еще одна? — Маатхас поднял удивленное лицо. Хабур дрогнул бровью:
— Трудно сказать. С их закрытыми границами новости едва выдерешь, — процедил мужчина. — Та же или новая — без понятия.
— Понятно. Что у Дайхатта?
Хабур замялся.
— Аймара не было в чертоге несколько месяцев, — осторожно начал он. — Но недавно там появилась пара его подручных, которые, кажется, уверяли, что вскоре тан вот-вот явится с Бану Яввуз.
Маатхас, было, отвлекшийся, снова вздернул голову:
— И? — смотрел, сузив черные глаза, которые утратили всякую смешинку.
Давно уже утратили, вдруг осознал Хабур, глядя на молочного брата.
Маатхас постарел. Он все еще был в цвете лет, зрелым, исполненным силой мужчиной — но где-то глубоко внутри. Ибо снаружи Сагромах выглядел утомленным, печальным и растерянным. Он многие вещи стал делать, не думая, с того дня, как вернулся из столицы, где его, не объясняя ничего, покинула Мать лагерей. Она обещала послать за таном, едва вернется в чертог — Хабур знал, но как-то комментировать или что-то советовать не решался.
