Яна подумала, что до сих пор так и не увидела портрета своей собственной матери. В Брейаре его не нашлось, но во дворце-то он наверняка должен быть.
— Я отведу вас в портретную галерею, королева, — ответил нор Карвейн на ее вопрос.
Уже собираясь уходить из комнаты, Яна вдруг заметила в груде вещей странное ожерелье — нанизанные на тонкую цепочку страшные когти, которые сразу узнала.
— Ожерелье из когтей рыболова? — она показала его Айте. — Зачем?
Та прижала руку к губам и побледнела, как будто увидела призрак.
— Ходили слухи, что ваша бабушка по отцу, эйро Итана, была колдуньей. И что она чарами приворожила вашего деда. Они оба исчезли сразу же после рождения эйра Лойена. Так же, как ваши родители, королева. И их тоже сочли погибшими. Это ожерелье принадлежало ей. Рыболов — птица смерти, ее почитают колдуны. Но как оно попало к принцу?
— Наверно, сначала перешло к моему отцу, потом осталось у матери. А принц нашел его во дворце, когда захватил трон.
Подумав, Яна забрала ожерелье — ведь по праву оно должно было принадлежать ей. Нор Карвейн провел их с Айтой по длинному переходу, освещенному тусклыми светильниками, и они оказались в отделанной резным деревом галерее, по стенам которой были развешаны портреты.
— Это королева Арна, ваша прабабушка, — нор Карвейн указал на самый первый в ряду портрет, потемневший от времени. — И ее супруг, эйр Медор. К сожалению, более ранние портреты не сохранились. Мы знаем только то, что до королевы Арны Ниэвалой правила ее мать, но никто не помнит даже ее имя.
Портретов в галерее было не так уж и много. Слуга переходил от одного к другому, называя имена и уточняя, кто кем приходится Яне. В центре галерея прерывалась лестницей, ведущей в каминный зал, а по другую сторону на стене висело всего два портрета.
— Это ваши родители. Королева Морана и эйр Лойен.
Королева Морана как две капли воды была похожа на свою сестру, портрет которой Яна видела в кладовой. Отец, сероглазый и светловолосый, улыбался так ясно и искренне, что у нее потеплело на сердце, и она не смогла не улыбнуться в ответ, как будто перед ней был живой человек.
— Наверно, они очень сильно любили друг друга, — то ли спрашивая, то ли утверждая, сказала Яна, повернувшись к Айте.
— Разумеется, — кивнула та. — Иначе вас не было бы на свете.
— А где портрет принца Леро?
— Мы его сняли, королева, — ответил нор Карвейн. — И передвинули остальные, чтобы не было пустого места.
— Верните на место, — приказала Яна. — Он такой же член королевской семьи, как и все остальные. Несмотря ни на что.
Глаза Айты чуть заметно расширились, губы приоткрылись, но она промолчала.
Как ни пыталась Яна держать себя в руках, следующие дни превратились для нее в сплошной кошмар. Вздернуть надменно подбородок и выставить Гиора из комнаты было легче всего. Делать вид, что ее занимает лишь предстоящая коронация, — эта задачка оказалась посложнее.
Примерки мантии и парадного платья — плотного и тяжелого, как панцирь черепахи. Репетиции церемонии и тронной речи. Все это было нудно и скучно. И ни капли не отвлекало. Яну все так же бросало от дикой ярости и черной ненависти к бесконечной тоске и безумной страсти. А потом обратно. Айту ночью она больше не звала, но вечером выпивала полкувшина вина и проваливалась в мутный омут сна, чтобы утром встать в еще более ужасном настроении и с раскалывающейся от боли головой.
Я так сопьюсь нафиг, думала она мрачно, капая в воду зеленые капли нора Юлиса, пахнущие лесными клопами. Интересно, много ли драконьих баб ищет утешение в бухле после того, как их продинамили такие вот козлы? Или все только по девочкам?
Наконец в одно совсем непрекрасное утро в ее спальню заявились все члены верховного совета и повели — между прочим, босую и в одной белой рубашке! — в храм Лиэдваля. Яна должна была быть чрезвычайно взволнована, но на самом деле она страшно злилась из-за того, что ей не дали умыться и, того хуже, сходить в туалет. Именно по последней прозаической причине всю церемонию в голове крутилось только одно: гарус, скорее!
На ступенях храма члены верховного совета должны были по очереди надеть на Яну по одному предмету одежды. По закону подлости, Гиору достался чулок. Яна чуть не взвыла, когда его пальцы коснулись ее ноги. А когда, приподняв подол рубашки, он завязывал подвязку, она уже была почти в обмороке. И кто там надевал второй, даже не заметила. Зато заметила прикушенную до крови губу Гиора.
Платье на нее натягивали сразу трое. Наконец Нистур накинул на плечи тяжелую мантию, обшитую белым мехом и украшенную сверкающими камнями. Отступив на один шаг назад, он взял Яну вытянутой рукой за кончики пальцев и повел в храм, к возвышению в центре, на котором сияла золотом статуя Лиэдваля. Остальные члены совета шли сзади, поддерживая края мантии.
Верховный жрец, одетый в жесткий, негнущийся от обилия золотых нитей балахон, взял с лиловой подушечки корону из переплетенных стрел, поклонился статуе и пропел:
— Во славу имени твоего, Лиэдваль!
Затем он поклонился Яне и надел корону на ее голову.
Все дальнейшее она помнила лишь обрывками. Как ее медленно и торжественно вели из храма в тронный зал. Как она произносила речь. Как сидела на пиру — все так же, между Нистуром и Гиором. Гиором, который — если бы только захотел! — мог сейчас находиться рядом с ней совсем в другом качестве. В качестве будущего мужа.
«Ну что ж… — сказала Яна себе. — Видит Лиэдваль, я этого не хотела».
На следующий день собрался верховный совет, который должен был утвердить смертный приговор мятежнику. Однако Яна жестом остановила Нистура, который поднялся со своего места, держа в руках лист бумаги и королевскую печать.
— Эйр Нистур, — сказала она, глядя ему в глаза. — Я отстраняю вас от управления советом. Ваше место займет…
Скользнув равнодушным — ох, если бы! — взглядом по Гиору, Яна по очереди задержала его на всех остальных.
— Эйр Зоран. Эйр Нистур, я даю вам сутки на то, чтобы передать все дела и отправиться в свой замок. До моего распоряжения вам запрещается появляться при дворе. За всеми вашими действиями и перемещениями будут наблюдать. И не благодарите за то, что я не стану выяснять, чьи люди напали на отряд, сопровождавший ройенси в Глохерт.
Члены совета зашептались. Нистур стоял, опустив голову и стиснув челюсти, его ноздри раздувались, как у скаковой лошади. Наконец он положил на стол перед эйром Зораном приговор и печать и вышел из зала.
— Теперь что касается принца…
Яна кивнула, и стражники ввели в зал Леро. Теперь он еще больше был похож на нищего дайна: растрепанный, с отросшей щетиной, в грязной рубахе, но держался с достоинством высшего сословия. Эйр Зоран начал зачитывать длинный текст приговора.
— Именем Лиэдваля, Ниэвалы и крейно Андраэль Мораны Лойен Элейенхалл морейн Леро Гайра Астус Элейенхалл приговаривается к смертной казни через отрубание головы, — закончил он и с поклоном протянул Яне лист и печать, на которой уже было вырезано ее имя.
