Снежок, угодивший в затылок, ударил совсем не больно, а вот холодное крошево, мигом набившееся за воротник, заставило вздрогнуть, передёрнуть плечами.
— С наступлением нового года, Тильди-тиль, — заорал Грег, замахал рукой, будто утопающий кораблю. — С новой жизнью и новым счастьем!
И как по сценарию за горящим огнями зданием Королевской Приёмной, за треугольником крыши небо прошил росчерк шутихи, взорвался ярким веером, оглушил свистом. А следом ещё одна ракета взлетела, потом сразу три, и ещё, ещё.
Тиль улыбнулась и залпам, и небу, и потускневшим звёздам. И Грегу, почему-то так и стоящему рядом с крыльцом. Разноцветье фейерверка раскрашивало его лицо то синим, то зелёным, то зловеще-красным, отчего оно театральную маску напоминало, а вот выражение не разобрать. Кажется, серьёзное очень. А шутихи свистели пронзительно, взвизгивали по-звериному.
— Ты очень красивая, — сказал Грег. Тиль его, конечно, не расслышала, по губам смысл угадала. А, может, и не по губам. — Я глупости говорю, да? — Тильда отрицательно помотала головой. — Да сам знаю! — Рыжий провёл рукой по волосам, взъерошив без того вечно торчащий вихор. — Но ты на самом деле сейчас очень красивая.
— Только сейчас? — также беззвучно, одними губами выговорила Крайт.
Невесть откуда взявшееся и, в общем-то, бездумное кокетство защекотало не хуже шампанского.
Теперь Грег головой помотал:
— Я хотел сказать…
Тильда прикрыла глаза, пряча подмёрзший нос в мех воротника: «Не надо ничего говорить. Я всё и так знаю».
— Тиль! — позвал рыжий, перекрикивая пересвист фейерверков и радостные вопли толпы, как-то разом, волной выплеснувшейся на террасы.
— И тебе нового счастья, — пожелала Крайт, повысив голос.
И тут увидела Мими. Её соседка по комнате в пансионате, можно сказать, старая подруга, с которой они больше полугода не виделись, стояла рядом с колонной, то ли не решаясь спрятаться за неё, то ли, наоборот, сначала спрятавшись, а потом передумав. Собственно, дело не в том, как она там поступить собиралась, а в выражение её лица. Пожалуй, такого осуждения граничащего с брезгливостью Крайт видеть ещё не доводилось, а судили её многие и часто.
А когда Тильда перекошенную физиономию Мими рассмотрела, обруч, давным-давно стальной лапой рёбра стискивающий, исчез, словно его не было никогда, даже корсет ослаб, будто и не зашнурованный вовсе. Девушка вздохнула, глотая воздух ледяными кусками. И то, что сейчас он едко вонял гарью и серой ни малейшего значения не имело.
— А оно возможно, счастье-то? — спросил Грег.
Тиль, разглядывающая подругу — судя по всему, бывшую — и не заметила, как он подошёл.
— Конечно, возможно, — девушка подняла голову, глядя на насупившегося рыжего, — оно же новое. Всё новое возможно, по крайней мере, теоретически. Так мой отец говорил.
— И ты… — начал было парень, но осекся, не стал продолжать.
Правда, в этом никакой необходимости и не было, Крайт его прекрасно поняла.
— А что я? — пожала она плечами. — Я, как все. Мне тоже счастья хочется.
За Приёмной бабахнуло так, что замёрзший сад вздрогнул, а уши на миг будто ватой заложило. Небо вспыхнуло, осыпалось каскадами искр. А Грег шагнул, оказавшись совсем уж близко. Поднял руку, тронул скулу Тиль кончиками пальцев, провёл по щеке.
— Тебе не кажется, что это уже было? — спросил негромко и словно бы проверяя.
— Только теперь никто меня спасать не прибежит, — так же тихо ответила Тильда, не переставая улыбаться. Да ей совсем и не хотелось переставать. — Сегодня вы как-то подозрительно нерешительны, господин офицер.
— Я офицер без году неделя, — буркнул Грег.
— А это имеет значение?
— Никакого.
Чужие холодные губы легко, будто спрашивая разрешения, коснулись её — и это не было неприятно, скорее, наоборот. Тиль ответила, обняла его за шею, вслушиваясь.
Грег не разочаровал: от него приятно пахло, согревшиеся губы казались мягкими и, пожалуй, нежными, а сам поцелуй щекотал ничуть не меньше, чем невесть откуда взявшееся желание кокетничать или то же шампанское.
К сожалению, Тиль чётко осознавала: с террасы их может заметить не только Мими, да и её одной достаточно, чтобы скандал пожаром разгорелся. Нет, Крайт сейчас это нисколько не волновало, но вот сознание могло бы стать и чуточку менее ясным — почти первый поцелуй всё-таки.
— Тильди-тиль… — позвал Грег.
— Всё потом, ладно? — попросила Крайт, бездумно гладя его немного колкую, приятно шершавую щёку — колкость с шершавостью чувствовались даже сквозь атлас перчатки и это ей понравилось не меньше поцелуя. — Поговорим завтра.
— Завтра? — Рыжий не переспросил, а будто подтверждения потребовал, словно не верил, что завтра вообще наступит.
— Буду ждать тебя после завтрака, — кивнула Тильда.
Вот избитое же выражение: «глаза горят». Но другого Крайт подобрать не сумела, у Грега на самом деле глаза светились фонариками и вовсе не отсветами потухающего фейерверка, огней дома или ламп, раскрашивающих голые деревья в волшебство.
— Завтра, — повторила Тиль просто потому как видела: он рад это слышать.
— Госпожа! — раздался с дорожки крик. И в нём такая паника слышалась, что Тильда отпрянула от Грега, в сторону шарахнулась, обернулась резко, наступив каблуком на позабытый шлейф бального платья. Почему-то в том, что зовут именно её, Тиль нисколько не сомневалась. — Госпожа Крайт!
— Я здесь, Нери, — отозвалась, узнав, наконец, дядюшкиного камердинера. — Что случилось? Что-то с дядей?
— Госпожа!.. Ох, фу-у, — вывернувший из-за кустов слуга, опёрся ладонями о колени, пытаясь отдышаться. Вид согнувшегося в три погибели Нери, обычно такого безукоризненного, словно накрахмаленного, перепугал Тиль сильнее его криков. — Вот… Вам письмо, госпожа.
— Письмо? — Тильда почему-то медлила, не решаясь взять уже вскрытый конверт. — Это не могло подождать до утра?
— Да читайте же! — приказал камердинер.
Тиль, прикусив губу, вынула сложенный лист. Получилось это не сразу, бумага почему-то скользила в пальцах, как намасленная, развернула. Записка оказалась совсем небольшой, всего-то в несколько строк. Крайт прочитала их — и ничего не поняла, вообще ни словечка. Все буквы были знакомы, они даже складывались в привычное, но смысл ускользал, не давался, юлой в голове вертелся.
— Тильда, что стряслось? — донеслось издалека, по ту сторону тумана.
Откуда зимней ночью, да ещё в столице туман взялся, Тиль тоже не поняла. Только подумалось смутно: это странно, но тут же исчезло. Вроде бы её пытались удержать, но она вывернулась из чужих рук, кажется, оставив в них шубку. Вроде бы она куда-то шла, всё быстрее и быстрее, а потом и вовсе побежала. Вроде бы очутилась возле ограды, вцепилась одной рукой в чугунные прутья — в другой она так лист и сжимала. Сердце колотилось в горле, грудь огнём горела, как будто Тильда перец вдохнула.
