— Ваше Величество... — неохотно начал Дюрер, затем выпалил скороговоркой:
— Я слышал, на суде сегодня должно быть заслушано дело двух крестьян...
— Верно, — поджала губы Катарина. — Это дело было рекомендовано мне тобой, Дюрер.
Человечек злобно глянул на нее, но затем вновь надел маску покорного просителя.
— Я подумал... я слышал... я боялся...
— Чего ты боялся?
— Ваше Величество в последнее время уделяет особое внимание своим крестьянам... — Дюрер поколебался, затем продолжил:
— Я опасался... что Ваше Величество может...
Взгляд королевы посуровел.
— Что я могу выслушать этих двух крестьян прежде, чем предоставлю слово моим вельможам?
— Вы не должны так поступать, Ваше Величество! — Дюрер рухнул на колени и умоляюще простер к ней руки. — Не следует гневить сегодня Великих Лордов! Вы подвергнете опасности свою жизнь, если...
— Смерд, ты назвал меня трусихой?
Род закрыл глаза, сердце замерло у него в груди.
— Ваше Величество! — вскричал Дюрер. — Я только хотел сказать, что...
— Довольно! — Катарина повернулась, с презрением оттолкнув щуплого советника. Бром О'Берин и гвардейцы двинулись за ней. Огромные дубовые двери распахнулись перед ними. Род рискнул бросить быстрый взгляд через плечо. Лицо Дюрера расплылось в злорадной улыбке, глаза его светились торжеством.
Самый верный способ заставить девчонку сделать что-то — всячески отговаривать ее от этого...
Бром привел королевскую свиту в огромное помещение со сводчатым потолком. Свет проникал сквозь ряды фонарных*[31]окон, прорезанных во всех четырех стенах. На пятидесятифутовой высоте через весь зал тянулась, словно хребет, потолочная балка. От нее к гранитным стенам отходили дубовые ребра. С потолка свисали две огромные люстры из кованого железа с горящими в канделябрах свечами.
Они прошли к возвышавшемуся на десять футов над уровнем пола помосту, на котором стоял огромный золоченый трон.
Бром провел их к нему вокруг помоста. Гвардейцы выстроились по обеим сторонам трона, а Катарина сделала последние полшага и встала, стройная и гордая, подле него, глядя поверх голов сгрудившихся внизу людей.
Здесь собрались представители всех слоев населения.
Огромный зал был набит битком от ступенек помоста до тройных дверей в противоположном конце помещения.
На переднем плане в напоминающих песочные часы деревянных креслах, поставленных полукругом в двадцати футах от ведущих к трону ступеней, сидели двенадцать Великих Лордов. За ними стояли сорок-пятьдесят пожилых мужчин, облаченных в коричневые, серые или темно-зеленые одежды с бархатными воротничками. На голове у них красовались маленькие квадратные фетровые шляпы, на необъятных животах покачивались массивные серебряные и золотые цепочки. Бюргеры, догадался Род, местные чиновники, торговцы, мастера гильдий, словом, буржуазия.
Позади них виднелись черные рясы духовенства, ну а еще дальше толпились крестьяне, одетые в залатанную одежду унылых тонов. Род был уверен, что большинство крестьян пригнали с дворцовой кухни, дабы на Верховном Суде присутствовали представители всех классов. В центре толпы простолюдинов стояли четверо солдат в зелено-золотом — цветах королевы, а между ними переминались с ноги на ногу двое крестьян — один молодой, другой старый. Оба, явно перепуганные до смерти, нервно мяли в руках свои шапки. У старика была длинная седая борода, юнец же был чисто выбрит.
Одеждой им служили темные рубахи из грубого полотна и плотно облегающие брюки из той же ткани. Рядом с ними стоял священник, чувствующий себя так же неловко, как и они.
Все взгляды были прикованы к королеве. Катарина прекрасно понимала это. Она еще больше выпрямилась и оставалась в этой позе, пока в зале не воцарилась полная тишина. Затем она медленно села, а Бром пристроился, скрестив ноги, подле нее.
Тупые концы пик глухо стукнули о камень — Род и остальные гвардейцы стали по стойке «вольно», отставив пики под углом двадцать градусов. Бром прогремел на весь зал:
— Кто сегодня предстанет перед королевой?
Вперед вышел герольд с пергаментным свитком и зачитал список, состоящий из двадцати пунктов. Первой стояла петиция двенадцати вельмож, последней — петиция крестьян.
Катарина стиснула подлокотники трона и сказала высоким ясным голосом:
— Господь наш говорил: униженные да будут возвышены, последние да станут первыми. Поэтому давайте сначала заслушаем показания этих двух крестьян.
На миг все от изумления смолкли. Затем поднялся старый лорд Логайр и вскричал:
— Показания! Неужели они Вам так необходимы, что Вы ставите эту деревенщину впереди знатнейших из Ваших вельмож?
— Милорд, — огрызнулась Катарина, — вы забыли о своем месте при моем дворе.
— Нет, это Вы забылись! Вы не уважаете традиции, а также все законы, которые Вам с детства внушал Ваш отец!
Старый лорд выпрямился во весь рост и свирепо посмотрел на нее.
— Ваш отец никогда не обесчестил бы своих вассалов! — прогремел он.
— Опомнись, старик! — холодно и надменно ответила Катарина. — Я бы все отдала, чтобы мой отец был до сих пор жив, но он умер, и теперь правлю я!
— Правишь! — губы Логайра скривились в усмешке. — Это не правление, а тирания!
Потрясенный зал умолк, затем по нему, все нарастая, пополз шепот.
— Измена! Измена, измена! Измена!
Бром О'Берин поднялся, дрожа от ярости.
— Теперь, милорд Логайр, вы должны пасть на колени и просить прощения у Ее Величества королевы, иначе вы будете навеки осуждены как изменник трону.
Лицо Логайра окаменело, он выпрямился, расправил плечи и выставил вперед подбородок, но прежде, чем старик успел сказать хоть слово, Катарина произнесла глухим дрожащим голосом:
— Можете не просить прощения, ибо оно не будет дано. Принимая во внимание тяжесть оскорблений, нанесенных королевской особе, вы, милорд Логайр, отныне и на веки веков изгоняетесь из Зала Суда и из круга моих приближенных.
Старый герцог медленно поднял взгляд и встретился глазами с Катариной.
— Как же так, малышка? — пробормотал он, и Род с изумлением увидел слезы в уголках глаз старика. — Деточка, неужели ты обойдешься с отцом так же, как обошлась с сыном?
Лицо Катарины стало мертвенно-бледным. Она привстала с трона.
— Так поспеши же покинуть место сие, милорд Логайр! — голос Брома дрожал от ярости. — Поторопись, или я спущу на тебя собак!
Логайр опустил взгляд на Брома.