«Кать, главное — я уже не такой беспомощный, как еще недавно, — писал ей Васильев. — Прости за выражение, могу уже самостоятельно штаны снимать!»
«Скоро домой?» — спрашивала его Катерина.
«Боюсь, что не домой… — Васильев ей явно недоговаривал, и она пыталась его дожать. И дожала. — Кать, у меня проблемы…»
О том, что Васильеву необходимо серьезное обследование головного мозга, доктор Аристархов сказал сначала Васильеву-старшему. Саня выслушал его внимательно, пытаясь разобраться в терминологии. Доктор показывал ему снимки и результаты исследований. По всему выходило, что Лехины головные боли так просто не пройдут. Врач, которого вызвали из Москвы специально для консультации, тоже не обнадеживал, сказал, что исследований, сделанных в больнице мало, Леху надо транспортировать в Москву.
— У вас деньги есть? — прямо спросил Аристархов Васильева-старшего.
— Есть, — ответил Саня.
— Вы, наверно, не поняли, Александр… — Врач помедлил с пояснениями. — Речь идет о больших деньгах. Если все так, как говорит наш столичный коллега, то Алексею потребуется операция. И делать ее лучше за рубежом. Сколько это стоит — вы догадываетесь.
— Я думаю, что мы справимся. Я могу говорить об этом с братом?
— Вы должны с ним об этом говорить. Потому что если оставить все как есть, то через три недели мы его выпишем, поскольку по нашей части все закончится, и вы увезете его домой. Но жить ему останется не так много. Это серьезно. Я не сгущаю краски. Я даже недоговариваю. Поэтому и спрашиваю вас, можете ли вы заплатить за столичную клинику, где ему проведут еще одно обследование. Но самое главное, и я думаю, что это будет так, ему будет рекомендовано оперативное лечение. А это очень дорого. — Доктор Аристархов тяжело вздохнул. — Увы! Я со своей стороны уже ничем не могу вам помочь. На ноги мы его поставили. А голова, как в том кино, предмет темный. Это уже совсем не наша специализация.
Информацию о том, что «темный предмет» Лехи Васильева требует большого и дорогого обследования, ему самому выдавали маленькими порциями. Доктор Аристархов сказал, что время еще терпит, чтобы Александр Васильев готовил Леху постепенно, что он и делал. Не очень умело, правда.
— Саня! Кончай тихариться! — Васильев-младший выходил из себя, видя, что брат выкручивается. — Что тебе сказали?
— Нам надо собираться, Леха. Сначала в Москву, потом, наверно, дальше. — Васильев-старший не выдержал и вывалил всю информацию.
— Ну вот, теперь все понятно. — Леха Васильев скрипнул зубами. — Хреновая, стало быть, у меня голова. Да я ведь и сам чувствую, что там не все в порядке. Болит она. Ладно, будем бороться. Да, братка?
— Будем. — Васильев-старший был безумно рад, что брат с оптимизмом смотрит на ситуацию. — Я улечу завтра в Москву, на пару дней, все там узнаю. Потом в Питер, с делами подразберусь. Потом сюда и будем собираться, да?
Катерине Васильев не рассказал всего. Сказал, что есть проблема, что все решаемо, что его лечат хорошие врачи.
«Васильев, глухопятый мой, когда же мы уже увидимся?» — Катерина задавала этот вопрос ему каждый день.
«Уже скоро теперь». — Он знал, что врет, но сказать ей правду не мог.
* * *
Сказать, что он переживал, значит, не сказать ничего. Головные боли порой были просто невыносимыми. Голову словно обручем железным обхватывало, и она раскалывалась. Помогали уколы, снимая на какое-то время остроту. В такие минуты Васильев испытывал блаженство. Не зря же говорят, что ощущение счастья у каждого свое. Болит зуб — горе, перестал болеть — счастье.
В один из таких счастливых моментов, когда Васильеву было хорошо до головокружения, к нему пожаловал гость. Васильев не понял, кто это. Поздоровался с курносым веснушчатым парнем, внимательно рассматривая его.
— Ну что, не признаешь? — спросил незнакомец.
— Нет. — Васильев мотнул головой. Нет, он видел парня впервые. Только голос какой-то знакомый вроде.
Парень протянул ему руку:
— Смирнов. Саша.
Васильев пожал крепкую в твердых мозольках ладонь, вопросительно посмотрел на молодого человека:
— Леха. Васильев.
— Это я тогда… ну, на дороге… в тайге… — парень волновался, перекладывал из одной руки в другую увесистый пакет, из которого вкусно пахло.
Леха понял, почему ему знаком его голос. Видимо, память зафиксировала его тогда. Он улыбнулся парню:
— Спасибо, что пришел!
— Ты извини, раньше не мог. Пашу, как конь. Вот, первые выходные за два месяца, и я сразу к тебе. Ты, это… как насчет отметить? Можно? Или тебе вредно?
— Можно — нельзя… Какая разница?! Жить вообще вредно. Двинули. Тут есть одно место.
Они расположились на широком подоконнике в ванной комнате. Там оглушительно пахло хлоркой, а в остальном — нормальная больничная обстановка. И главное — крючок крепкий на дверях. Накидывая его в ушко, Васильев хохотнул:
— В этом куяльнике они нас не достанут! Ты знаешь, что такое «куяльник»?
— Не-а.
— И я не знаю, а фразочку люблю, из киношки какой-то старой.
— А вдруг кто помыться надумает? А тут… занято?!
— Ну, занято и занято! Постучатся и уйдут. Помоются, когда свободно будет.
В пакете у Саши Смирнова — водителя того самого лесовоза — было все: курочка-гриль, еще горячая, огурчики соленые, хлеб, апельсины, сок и бутылка водки. Доставая ее, Саша задержал руку в пакете, аккуратно булькнул, вопросительно глядя на Леху Васильева.
— Может, это лишнее?
— Давай-давай, хуже уже не будет…
Они молча выпили по первой, помянув Макса, закусили. Потом разговорились. Саша рассказал, как тогда все было, с подробностями. Васильев молча слушал. Из первых рук это было страшнее, чем те обрывки, которые ему уже были знакомы.
Засиделись допоздна. Все аккуратно выпили и съели, убрали за собой, будто и не было ничего. Бутылку пустую закатили далеко под ванну.
— «Я гляжу ей вслед, ничего в ней нет…» — подвел итог захмелевший Саша Смирнов. — Ну, ты хоть поправился?
— Поправился.
— Скоро домой?
— Надеюсь, да. — Васильев не рассказывал Саше подробностей о своем здоровье. Зачем? Люди переживают за него, помочь не могут и мучаются от этого. Пусть лучше это будут его, Лехи Васильева, переживания.
— Я чего хотел то… — Саша замялся. — Ты мне адрес дать можешь свой? Вдруг в Питер когда приеду… Я никогда там не был. Родился в этом медвежьем углу. Все думал, вот, денег заработаю, мир посмотрю. Да как-то все не получается. А к тебе приехал бы.
Лехе понравилась Сашина непосредственность. Не крутится, как уж на сковороде, честно говорит.
— Не вопрос. Пиши. Приезжай. И телефон запиши. Я думаю, что скоро дома буду. Так что, если надумаешь в гости, рад буду.