Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
«С добрым утром, малютки, как спалось? – каждый раз говорю я им. – Так, ребятки, сейчас мы пойдем в класс, так что сидите тихо». И они сидят тихо до тех пор, пока не прозвенит звонок.
Лауреат Нобелевской премии химик Кэри Маллис, изобретатель полимеразной цепной реакции (метода, позволяющего воспроизводить специфические последовательности ДНК), приписывал это свое достижение приему психоделиков:
«Изобрел бы я ПЦР, если бы не принимал ЛСД? Сильно в этом сомневаюсь. Я воображал, что сижу на молекуле ДНК, а мимо проплывают полимеры. Этот процесс я смог изучить только благодаря психоделическим средствам».
Вспомним, что «Вашингтон Пост» тоже называла Маллиса самым странным из лауреатов Нобелевской премии по химии, отмечая его чудачества: «он был неисправимым бабником… оживлял свои лекции показом слайдов с голыми женщинами, призывал к коммерческому клонированию ДНК знаменитостей и выступал в защиту астрологии». Маллис отрицал связь между ВИЧ и СПИДом, а также утверждал, что глобальное потепление и озоновые дыры – это не более чем «иллюзии», продвигаемые в СМИ паразитами, отягощенными степенями по экономике и социологии.
Но могут ли эти, запятнанные употреблением наркотиков, творческие личности, иметь что-то общее с пациентами, которых я наблюдаю в неврологической клинике? С пациентами, которые порой теряют способность говорить, ходить и запоминать?
Что может быть общего у Джека Керуака с женщиной, которая стала сочинять симфонии только после того, как заболела деменцией? Что связывает художников каменного века с человеком, который начинает рисовать только в разгар эпилептического припадка?
Неврологические заболевания и их лечение могут преобразить личность и мышление таким образом, что пробуждаются художественные способности как побочный продукт состояния, которое до этого трактовалось только в плане потерь и неврологических дефицитов. Этот феномен может кое-что сказать нам о том, что мы все запрограммированы на творчество. Как и том, надо ли нам принимать психотропные средства для того, чтобы пробудить способность к нему.
Художница, страдающая психозом
Гренобль, 1994 год.
Это история о женщине, которая расписала красками свою стиральную машину.
В возрасте сорока одного года этой женщине был поставлен диагноз болезни Паркинсона. За много лет до этого у нее начали отмирать клетки, вырабатывающие допамин. Болезнь Паркинсона в целом имеет вполне предсказуемое течение. Обычно она начинается с тремора одной руки, а затем появляется скованность, которая распространяется на руки или ноги, а затем происходит нарушение способности сохранять равновесие. Иногда у больного становится тихим голос, ухудшается ловкость движений, развивается шаркающая походка, взгляд становится пустым, а лицо неподвижным, как маска. Больные начинают все делать медленно, обвиняя в этом артрит или выход на пенсию.
Поначалу лечение было достаточно успешным. На фоне приема леводопы – лекарства, которое в головном мозге превращается в допамин, симптомы быстро регрессировали. Жизнь снова стала почти нормальной. К 2002 году она превратила свой дом в художественную студию – в молодости она любила рисовать и даже расписала красками чердак своего дома. Теперь этот интерес снова возродился.
К 2004 году состояние больной ухудшилось. Дозы лекарств были повышены. К лечению добавили агонисты допамина, то есть лекарства, которые связываются с рецепторами допамина и, таким образом, имитируют его действие. Вскоре повышенный интерес к живописи превратился в настоящую одержимость. Женщина начала рисовать целыми днями и даже ночью. «Я купила огромное количество материалов и, одновременно, использовала множество кистей. В работе я использовала ножи, вилки, губки… Вскрытые тюбики с красками были разбросаны по всему дому…».
Она расписывала все доступные поверхности: стены, мебель, стиральную машину. Была у нее «экспрессионистская стена»: «я не могла остановиться и заново расписывала эту стену каждую ночь, пребывая в состоянии какого-то транса. Мое неуправляемое творчество превратилось в нечто разрушительное». Она стала устраивать в своем доме вечера, на которые приглашала художников, но куда не допускались сильно огорченные члены семьи и друзья.
В 2006 году больная была госпитализирована в связи с нарастанием психотической симптоматики на фоне приема слишком высоких доз допамина. Правда, перед врачами встала нелегкая дилемма. Прекращение лечения неминуемо привело бы к рецидиву тяжелых симптомов болезни Паркинсона: снова начался бы неумолимый тремор рук и ног, она начала бы шаркать ногами, а скованность снова поразила бы руки и ноги.
Врачи выбрали новый метод лечения – глубинную стимуляцию головного мозга. В мозг больной были имплантированы электроды, присоединенные к пейсмекеру – импульсному генератору, зашитому под кожу грудной клетки. Электрические разряды стимулировали область головного мозга, называемую субталамическим ядром, в базальных ганглиях – области, отвечающей за движения. Операция оказалась удачной – глубинная стимуляция головного мозга не излечивает болезнь Паркинсона, но смягчает симптомы и позволяет уменьшить дозу лекарств. В ее случае все прошло, как по нотам – дозу лекарств удалось снизить, а больная при этом не превратилась в камень. После лечения женщина обратилась к скульптуре, забросив живопись, и это было благом. Женщина говорила, что ее творческая активность стала более спокойной и упорядоченной. Больная снова стала самой собой.
В данном случае вспышка творчества была вызвана не болезнью Паркинсона, а лечением допамином. Часто, однако, подобное творчество бывает удовлетворяющим и продуктивным, а не патологическим и навязчивым. Ученые из Гренобля обнаружили, что способности к творчеству проявились у одиннадцати из семидесяти шести больных, получавших допаминергические препараты (в больших дозах).[30]
Эти больные страдали далеко зашедшей болезнью Паркинсона; они ваяли, занимались живописью, рисовали и писали стихи. Я слышала истории о великолепной росписи по стеклу, литье скульптурных портретов, графике. Эти творческие способности возникли (или значительно усилились) только после начала лечения допаминергическими лекарствами. Глубинная стимуляция головного мозга позволяет снизить дозу лекарств на 70 процентов, но за все хорошее в этой жизни приходится платить. Одновременно со смягчением симптомов паркинсонизма уменьшались и творческие способности; из одиннадцати больных творчеством продолжил заниматься только один.
Актер и писатель Джо Нарчизо писал о схожем опыте после начала глубинной стимуляции:
«Я работал (и был) актером. Когда я начал принимать лекарства в связи с болезнью Паркинсона, я, кроме того, начал писать. Я писал сценарии телевизионных шоу, и мне даже удалось продать 4 сценария. Когда я начал принимать мирапекс [агонист допамина], я перестал спать, прибавил в весе 50 фунтов и едва не разрушил свою семью усилившимися навязчивостями. Навязчивости или, точнее, одержимости, касались всего. После повышения доз леводопы и комтана мои творческие способности стали зашкаливать. Я почти перестал спать – я спал по 2 часа в сутки вместо восьми несмотря на то, что перепробовал все мыслимые снотворные и усыпляющие техники. Здоровье мое сильно пошатнулось. Я падал с лестниц. Появились проблемы с дыханием, начались периоды апноэ. Я задыхался, давился пищей. Вес продолжал ползти вверх. После этого мне сделали операцию ГСМ. Постепенно я слез с высоких доз лекарств, а потом вообще перестал их принимать. Я потерял сорок фунтов. Здоровье мое улучшилось. В сравнении с предыдущим периодом мое творчество практически угасло, но я выбираю здоровье, хотя мне очень жаль мое творчество».
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
