Вряд ли следует рассматривать белое движение как народное сопротивление коммунизму в России. Не может движение, направленное на уничтожение массы своих сограждан, быть народным. Таковым не было и большевистское движение. Были фанатики с обеих сторон. Но очень скоро Романа Гуля, участника Ледового похода Добровольческой армии, оттолкнули беспощадность и беспросветность войны, участником которой он стал и где не было места «рыцарскому подвигу». Многоопытные политики Б. Савинков и В. Шульгин были поражены осквернением «белой идеи». Герой Савинкова из «Коня вороного» записал в дневнике: «не воины в белых одеждах, двойники своих врагов». О том же писал Шульгин в книге «1920»: «„Белое дело“ погибло. Начатое „почти святыми“, оно попало в руки „почти бандитов“». Жестокость и свирепость красных всю гражданскую войну шли рука об руку с белым террором…
В историографии гражданской войны есть мнение, что это была война политическая, что красными руководили политики, а белыми — военные, что сражения тогда велись «не между демократией и авторитаризмом, а между двумя совершенно различными авторитарными политлагерями, способными противопоставить друг другу мощные армии»[252]. Так было в 1919–1920 гг. Но началась гражданская война со столкновения противоборствующих политиков, когда Ленин для сохранения единой России предложил диктатуру, а бывшие члены Учредительного собрания — парламентаризм. Потому и вопрос стоит об ином, о быстром поражении в России начал демократии, о поддержке населением той или иной формы стабилизационной, диктатуры, пусть и с явно мафиозными, жестокими чертами. Большевики быстрее своих противников смогли сорганизоваться, подкрепив политику военного коммунизма нетрадиционными идеологическими принципами, беспощадным террором и утопическими обещаниями.
Первый большой всплеск массового террора произошел летом — в начале осени 1918 г. В то время главным фронтом гражданской войны Ленин определил Восточный, на Волге, где сражалась формируемая Красная Армия с одной стороны, а с другой — легионеры чехословацкого корпуса и Народная армия Комуча[253]. Историки среди участников гражданской войны выделяют несколько групп: сторонников парламентарной или ограниченной монархии; приверженцев демократических идей Февральской революции и защитников диктатуры пролетариата, а также говорят о государственном характере красного террора и кустарном белом терроре[254], как-то забывая при этом, что и антибольшевистские силы занимали обширные территории страны и заявляли о себе как суверенных правительственных государственных образованиях. Есть и нравственный аспект такой классификации террора: его невинным жертвам было безразлично, от какого из них они погибли.
В. К. Вольский, председатель самарского Комуча, позже признавал: «Комитет действовал диктаторски, власть его была твердой… жестокой и страшной. Это диктовалось обстоятельствами гражданской войны. Взявши власть в таких условиях, мы должны были действовать, а не отступать перед кровью. И на нас много крови. Мы это глубоко сознаем. Мы не могли ее избежать в жестокой борьбе за демократию. Мы вынуждены были создать и ведомство охраны, на котором лежала охранная служба, та же чрезвычайка и едва ли не хуже»[255]. Эта оправдательная констатация, произнесенная им в 1919 г., весьма напоминала защиту необходимости красного террора большевиками. Итак…
«Демократический» террор
Его проводили правые эсеры, частично меньшевики в Поволжье, Сибири, Архангельске, где были у власти в 1918 году. В их действиях по укреплению своей власти много сходного.
Комуч
Создан в Самаре 8 июня 1918 г. В него вначале вошли пять членов Учредительного собрания: И. М. Брушвит, В. К. Вольский, П. Д. Климушкин, И. П. Нестеров, Б. К. Фортунатов. Позже он объединил около сотни приехавших в Самару членов Учредительного собрания вместе с его председателем В. М. Черновым. Политическое руководство Комучем осуществляли правые эсеры. Тогда меньшевик И. М. Майский возглавил ведомство труда[256]. Народной армией Комуча командовал и полковник В. О. Каппель. Главной военной силой были легионеры чехословацкого корпуса. За Комуч под Казанью сражался Б. В. Савинков с членами «Союза защиты родины и свободы». В первых приказах самарского Комуча сообщалось о низложении большевистской власти и восстановлении городских дум и земств. В связи с этим — решением ВЦИК от 14 июня 1918 г. правые эсеры и меньшевики изгонялись из Советов всех рангов. Комуч 12 июля 1918 г. признал недопустимым вхождение в состав Комуча большевиков и левых эсеров как партий, отвергнувших Учредительное собрание. Комуч считал себя продолжателем политики Временного правительства и полагал сложить свои полномочия перед Учредительным собранием, которое изберет «всероссийское правительство». В воззвании Комуча 8 июня 1918 г. говорилось, что переворот «совершен во имя великого принципа народовластия и независимости России»[257].
В декларативных воззваниях и приказах Комуча было много демагогического. А. С. Соловейчик, участник комучевского движения, писал чуть позже, оправдывая свои действия: в Самаре с большевиками велась борьба на словах, а на деле «созданное новое министерство охраны государственного порядка и безопасности вело усиленную слежку за добровольцами-офицерами, за кадетами и за буржуазией и сквозь пальцы смотрело на большевиков». Ему вторил К. В. Сахаров, колчаковец, будущий русский фашист в зарубежье: «Как во время существования самарского правительства, так и во времена Директории все его усилия были направлены не к борьбе с большевиками, а как раз к обратной цели: к воссозданию единого социалистического фронта, другими словами — к примирению с большевиками путем компромиссного решения. Одной из первых забот новой власти было учреждение особой охранки для борьбы с контрреволюцией справа»[258].
