Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
Не будем останавливаться на некоторых неточностях Титмара: он неверно называет жену-гречанку Владимира Еленой вместо Анны, не знает, что у Владимира было не три сына, а двенадцать. Но стоит, конечно, обратить внимание на уникальные сведения о женитьбе младшего сына (вернее пасынка) Владимира на дочери польского короля Болеслава (позднее выясняется, что это именно Святополк), а также о его заключении в темницу вместе с женой. Этих сведений мы не найдем ни в одной древнерусской летописи.
Как видно из сообщения Титмара, после смерти Владимира наследство досталось двум братьям, и конечно не Святополку, томящемуся в темнице, а Борису и Ярославу. И наверняка из-за наследства между ними возникла борьба не на жизнь, а на смерть. Святополку же ничего не оставалось делать, как срочно бежать к своему тестю польскому королю Болеславу, оставив даже свою жену в заключении. Появился он на Руси позднее, вместе с Болеславом, только в 1018 году. А, как известно из летописей, к тому времени уже были убиты его сводные братья Борис, Глеб, Святослав. Позднее летописцы свалили всю вину на Святополка и обозвали его Окаянным, стараясь обелить Ярослава Мудрого.
В 1015 году после смерти Владимира и бегства Святополка в Польшу в Киеве утвердился Борис, опиравшийся на союз, по одной версии, с печенегами (это противоречивое утверждение, в это время, по летописным данным, он активно воевал с ними), по версии же авторов книги, — это были действительно жители неведомой страны — Биармии, обиженные на великого князя Ярослава за плату неимоверно высокой дани Новгороду. А Ярослав, в свою очередь, как уже известно, к этому времени заключил союз с варягами — выходцами из Норвегии. Между братьями началась мелсдоусобица, закончившаяся гибелью Бориса. Захватив Киев, Ярослав чувствует себя там неуверенно и после поражения на Буге в 1018 году бежит не в Киев, а в родной Новгород. Только после этого в Киеве утверждается Святополк, правивший в нем всего 11 месяцев, а затем снова изгнанный братом Ярославом.
Исследователи подметили одну странность в этой истории: спустя много десятилетий потомки Ярослава Мудрого продолжали называть своих сынов Святополками. Имя того, кто заклеймен как убийца первых русских святых, носил внук Ярослава, сын Изяслава Ярославича (скончался почти через сто лет после Окаянного тезки в 1112 г.), в той же ветви Ярославичей еще через три поколения появляется новый Святополк (умер в 1190 г.); праправнук Ярослава — потомок другого его сына, Всеволода, также носит имя «святоубийцы» (умер в 1154 г.). Только после этого Святополки исчезают из великокняжеских родословных.
Владимир Мономах. Художник И.Я. Билибин
Почему князья продолжали называть своих сынов именем человека, преданного летописцами анафеме? Сам Ярослав Святополка братоубийцей никогда не называл, вероятно, дали ему про-звище Окаянный не сразу, а позднее, ориентировочно с середины XII века.
По одной версии творцом легенды об Окаянном Святополке можно считать Владимира Мономаха (1053—1125), при котором игумен Сильвестр составил вторую версию «Повести временных лет», так как именно после правления Мономаха имя Святополк исчезает из княжеского именослова. Прозвище Окаянный он присвоил не брату своего деда Ярослава Мудрому, а двоюродному брату Святополку Изяславичу, поднявшему руку на родственника, двоюродного племянника теребольского князя Василька Ростисла-вича, ослепив его.
По другой версии, Святополк был причислен к религиозным противникам греческого духовенства, составлявшего к тому времени влиятельное большинство на Руси. Это они присвоили ему страшное прозвище Окаянный, означающее по церковным понятиям как «злой дух, нечистый, сатана». Его посчитали противником христианства, попытавшегося восстановить позиции языческой веры, кстати, в саге прямо так и говорится. Именно поэтому Святополк был задним числом дискредитирован как братоубийца и навеки проклят.
Но на этом история пребывания Эймунда в Гардарики не заканчивается. После описанных событий прошли лето и зима, Ярослав окончательно успокоился и перестал выплачивать варягам жалованье. Тогда Эймунд в очередной раз обратился к новгородскому князю, так как некоторые его сослуживцы уже открыто стали роптать и говорить, что, в случае чего, они расскажут о братоубийстве. Получив очередной княжеский отказ, они решили отправиться на службу к конунгу Вартилаву.
После того как они направились к своим кораблям, Эймунда окликнули княжеские люди и сообщили, что с ними на прощание хотела бы переговорить жена Ярослава. Норманн сразу учуял что-то неладное, так как не доверял дочке шведского короля. Она и ее сопровождающий сели на холме, и так рядом, чуть ли не на край плаща Эймунда, который все время не выпускал из рук меча. Княгиня стала выяснять причину столь быстрого отъезда, а затем быстро взмахнула белой перчаткой, и из ближайших кустов выскочили вооруженные люди князя. Эймунд увидел их раньше, чем они добежали до него. Он быстро вскочил, Рагнар с норманнами с судна бросился к нему на подмогу. Они быстро окружили княжеских людей, обезоружили и привели на судно. Но Эймунд решил с ними ничего не делать, чтобы окончательно не рассориться с княгиней, и отпустил на берег с миром.
Прибыв в полоцкое княжество Вартилава, норманны были приняты им очень хорошо. Они рассказали о службе у Ярослава и предупредили, зная замыслы новгородского князя, что тот готов решимости преуменьшить его владения.
Узнав об этом, Вартилав заключил со скандинавскими наемниками договор с оплатой по договоренности.
Через некоторое время в Полоцк пришли гонцы от Ярослава с просьбой отдать во владения новгородского княжества несколько деревень и городов, которые лежат возле его владений. Ситуация точно такая же, какая была с киевским князем, где в роли просителя служил Бурислейф. Эймунд отсоветовал Вартилаву что-нибудь ему отдавать «жадному волку», прибавив при этом: «Будет взято еще больше, если это уступить». Послам объявили, что они готовы сражаться с Ярославом, назначили место битвы и отпустили их с миром.
После подготовки сошлись войска княжеские в назначенном месте на границе, разбили шатры и так стояли несколько дней. Вартилав стал беспокоиться и предложил атаковать противника, но варяг его отговорил, считая, что лучше принять выжидательную позицию.
В одну из ночей было ненастно и очень темно. Эймунд с Рагнаром и несколькими дружинниками зашли в тыл стана Ярослава и устроили засаду. Прошло время, и только засобирались уходить обратно, вдруг дозорный сообщил, что едут люди и среди них есть женщина. Когда верховые стали проезжать мимо невидимых в темноте норманнов, один из них незаметно ранил лошадь под женщиной, и та сразу была подхвачена на руки варягами. Это произошло так быстро, что передние ездоки ничего не заметили, они так и не смогли понять, куда исчезла женщина и, самое удивительное, быстро ускакали прочь.
Захваченной в плен женщиной оказалась жена Ярослава Ингигерд. Они привезли ее в стан Вартилава. Княгиня сразу предложила ему устроить мир между противниками, прибавив при этом, что она все равно «выше всего будет ставить Ярослава». Сразу затрубили трубы, созывая народ на собрание, где было объявлено, что будет говорить княгиня Ингигерд и «устраивать мир». Она предложила, что Ярослав «будет держать лучшую часть Гардарики — это Хольмгард (Новгороде, а Вартилав — Кэнугард (Киев), другое лучшее княжество с данями и поборами: это наполовину больше, чем у него было до сих пор. А Пал-тескью (Полоцк) и область, которая сюда принадлежит, получит Эймунд конунг и будет над нею конунгом, и получит все земские поборы целиком, которые сюда принадлежат». Кроме того, если у Эймунда будет наследник, то ему разрешалось передавать в правление полоцкое княжество.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
