Наконец наступило 18 марта, и… царю стало лучше. Вельский бросился к астрологам. Он описал бедным звездочетам в красках, что их ожидает, если предсказание не исполнится, и услышал в ответ: «Еще не вечер». Царь тем временем спокойно принял ванну и сел играть в шахматы с другим своим приближенным, боярином — Борисом Годуновым, как вдруг… почувствовал дурноту и уже через несколько минут бился в предсмертной агонии. Однако ему хватило времени на то, чтобы постричься перед смертью в монахи и сделать последние распоряжения. Царский венец получил сын Ивана Грозного — Федор. Однако власти отец ему не дал, а поставил над ним совет из пяти знатнейших бояр для управления страной.
По поводу личности Ивана Грозного историки много спорят. В характере царя сочетались исключительная энергия и робость, безумная гордость и способность поступаться своим достоинством до низости.
Не терпя смелых высказываний, Иван Грозный никогда не позволял и грубой лести в свой адрес. Он проявлял относительную веротерпимость.
Иван IV обладал природным острым умом, блестящим красноречием и талантом писателя-публициста; у него были незаурядные голосовые данные. До нас дошли созданные Иваном IV гимнографические тексты — стихиры, свидетельствующие таланте их автора и о музыкальной культуре его времени.
В годы правления Ивана Грозного в самых разных краях страны возникали прекрасные храмы, соборы в истинно русском, в каком-то сказочном стиле. Надо отметить одну очень русскую особенность этих строений, и больших православных храмов, и маленьких церквушек, — их необычайную сочетаемость с природным окружением. Прежде всего мы наблюдаем это во всех древнерусских постройках соборного типа, где церковь — это группа связанных и объединенных отдельных строений.
Весьма ярко эта особенность проявилась в соборе Василия Блаженного (1554–1560; зодчие Постник и Барма), воздвигнутом в ознаменование победы над Казанским ханством. Согласно заданию Ивана Грозного, храм должен был состоять из восьми отдельных церквей, символизирующих дни решающих боев за Казань. Его строители творчески использовали задание, создав оригинальную и сложную композицию, в которой связаны традиции древнерусского народного зодчества и каменных церквей XVI века. Собор со столь сложной структурой, органично слитый с окружающей средой, с растущими поблизости деревьями, всегда поражал иностранных гостей. Недаром немецкий путешественник 40-х годов XIX века Блазиус, ошеломленный видом собора, метко сравнил его с «колоссальным растением».
Необычайный вид храма послужил поводом к созданию легенды, будто бы по окончании строительства Иван Грозный спросил зодчего, может ли он выстроить церковь еще лучше, и, получив утвердительный ответ, приказал его ослепить.
Надо сказать, что итальянские архитекторы, работавшие в те времена в Москве, с большим уважением относились к самобытному русскому зодчеству и сохранили его традиции. Вместе с тем они обогатили русскую архитектуру новыми художественными и инженерными приемами, ставшими основой обновления ее художественного языка. Памятники Московского Кремля, связанные с идеей единого русского государства, — яркий образец синтеза культур русского и итальянского народов.
Спустя полстолетия после возведения Китай-города в Москве кольцом укрепления стали обносить московский Большой посад. «Государев мастер» Федор Конь в 1583–1586 годах сложил их из белого плитняка, а потому и вся городская территория, оказавшаяся внутри, получила название Белый город. К сожалению, эти постройки не сохранились: в конце XVIII века сильно обветшавшие стены разобрали и на освободившемся от них пространстве разбили бульвары, образовавшие знаменитое Бульварное кольцо. Но сохранились названия — Покровские ворота, Яузские ворота, Никитские ворота, которые напоминают теперь о прежних проездных башнях Белого города.
Из крестьян и ремесленников в это время выдвигается много талантливых мастеров, строителей, изобретателей, литейщиков, ювелиров и других замечательных умельцев. Большую изобретательность проявили русские мастера в создании военной техники. Чего только стоит вызывавший изумление иностранцев знаменитый «гуляй-город»! Это была деревянная башня, поставленная на колеса или на полозья, способная передвигаться на большие расстояния. Внутри башни размещались стрельцы и даже пушки, и таким образом «гуляй-город» превращался в грозную силу; он мог и атаковать позиции неприятеля, и выдерживать длительную осаду. При необходимости деревянные щиты раздвигались, и скрытые в башне воины бросались на неприятеля.
На Московском пушечном дворе десятки искусных литейщиков отливали пушки, пищали, колокола. Там работал знаменитый русский мастер Андрей Чохов, создавший целую школу литейного мастерства. Самое замечательное творение Андрея Чохова — Царь-пушка стоит ныне в Московском Кремле.
Москва в эти годы по своим размерам превосходила Лондон, Прагу и многие другие города Европы. Тогда, как, в сущности, и теперь, город не имел границ как в прямом, так и в переносном смысле. И между прочим, это был по меркам Средневековья в некоторых смыслах благоустроенный город — в нем имелись деревянные мостовые и водостоки.
Начиная с XVI века (и это опять совпадает со временем правления Ивана Грозного) на Руси стали создавать парадные иконостасы высотой в пять и более рядов, богато украшенные позолоченной резьбой.
С этого времени иконы на Руси украшают драгоценными окладами. Они как бы отрывают иконы от обыденности и повседневности, возвышают над ней. Блеск золота прекрасно сочетается с яркими, чистыми красками иконописи.
Выдающееся произведение византийского искусства — икона «Богоматерь Владимирская» была написана в Константинополе в конце XI — начале XII века ив 1132 году, привезена в Киев. В 1155 году князь Андрей Боголюбский вывез ее во Владимир. Ее поместили в Успенском соборе. Икону, считающуюся чудотворной, князь брал с собой в походы, а победы связывал с ее благословением. В 1395 году икону торжественно перенесли в Москву. «Богоматерь Владимирская» была настолько чтима, что для нее выполнили несколько драгоценных окладов — из золота, серебра, драгоценных камней. Наиболее ранний из них — золотой — датируется XIII веком.
В Москве Владимирская икона Божией Матери находилась в кремлевском Успенском соборе. Перед ней помазывались на царство наши цари и избирались первосвятителями Русской земли. Ныне по сложившейся практике эта икона, как и «Троица» Андрея Рублева, переносится из Третьяковской галереи на время богослужений в храм Святителя Николая в Толмачах при Третьяковской галерее.
Великолепие церковного ритуала, величавые лики святых, ослепительный блеск золота и камней, драгоценные одежды священнослужителей… Войдя в храм, человек словно попадал в другой мир. Войны, междоусобицы, голод, беспросветный тяжелый труд, болезни и мор — все эти постоянные спутники людей отходили при виде церковных красот куда-то в сторону. «Если эти земные великолепия, — писал Порфирий, епископ Газский, христианский подвижник IV века, — имеют такую пышность, какой же должна быть пышность великолепий небесных, уготованных для праведников».
Золотые оклады делались не только для икон, но и для священных книг. Оклад Евангелия, преподнесенного в 1571 году царем Иваном IV Грозным Благовещенскому собору Московского Кремля, был одним из самых богатых. В нем сочетались разнообразные техники художественной обработки золота — чеканка, скань, чернь, эмаль, зернь — и множество драгоценных камней. Все эти детали составляют единый узор с отдельными крупными рельефными вкраплениями, среди которых выделяются пять золотых чеканных дробниц. На центральной изображена композиция «Сошествие во ад», а на четырех остальных — евангелисты.
