Поняв, что спастись не удастся, Камерон приказал затопить миджет, удостоверившись, что секретное оборудование и документы уничтожены. Его вместе с экипажем выудил из воды катер «Тирпица», который был отправлен проверить, что там заметили матросы.
Х-7 повезло гораздо больше. Лодка запуталась в сетях, окружающих линкор, но довольно быстро сумела освободиться. Лейтенант Плейс с удивлением обнаружил, что он находится внутри заграждения на расстоянии всего 30 ярдов от «Тирпица». Он двинулся вперед, проскользнул под килем линкора, сбросил один заряд под носовыми башнями, а другой — на расстоянии 200 футов в сторону кормы. Успешно выполнив задание, Плейс попытался ускользнуть. Однако при этом миджет запутался в сети, вырвался и снова запутался уже в другой сети. Давление воздуха в баллонах неумолимо падало, гирокомпас вышел из строя, и Плейс принялся размышлять, что делать дальше. Но тут в 8.12 прогремел ужасный взрыв, который вырвал лодку из сети. Хотя особых повреждений миджет не получил, держаться под водой он уже не мог. Каждый раз, когда Х-7 выскакивал на поверхность, его встречал шквал огня из автоматического оружия. Плейс сумел привести свою лодку к артиллерийскому щиту, на который он и выбрался. Но прежде чем это сделали остальные члены экипажа, Х-7 затонул. Через 2,5 часа помощник Плейса суб-лейтенант Айткен вынырнул на поверхность в спасательной маске. Он отважно попытался спасти двух других членов экипажа, но напрасно, хотя Айткен оставался под водой, пока не израсходовал весь кислород.
Прежде чем описать, что в это время творилось на борту «Тирпица», необходимо закончить рассказ об Х-5. В последний раз этот миджет видели, когда он вместе с Х-6 и Х-7 шел к Альтен-фиорду. Однако потом эта лодка пропала. Немцы утверждают, что потопили ее в 8.42 артиллерийским огнем и глубинными бомбами на подходе к «Тирпицу». Спасшихся не было, поэтому о судьбе лодки точно ничего не известно.
На борту «Тирпица» довольно быстро осознали грозящую кораблю опасность, после того как впервые был замечен Х-6. Уже через 15 минут были задраены все водонепроницаемые двери. Когда командиру линкора капитану 1 ранга Майеру сообщили о происходящем, он немедленно сигналом вызвал буксир и приказал поднимать пары. Однако поняв, что на все это потребуется время, Майер решил передвинуть корабль, вытравливая цепь левого якоря и выбирая цепь правого. Это уже начали делать, когда прогремел взрыв, но, судя по всему, своевременные меры помогли ограничить повреждения. Все 4 заряда взорвались одновременно, после взрыва первых двух сдетонировали и остальные. Результат одновременного взрыва 8 тонн аматола был ужасным. Линкор подскочил на 5 или 6 футов, люди на палубе попадали. Погасли все лампы, сразу появился крен 5 градусов на левый борт. Последующий осмотр показал, что все 3 машины вышли из строя. Система управления огнем была разбита. 2 башни оказались заклинены. Было повреждено электрооборудование и радиостанции. Левый руль был смят. Линкор полностью вышел из строя на очень длительный срок. Адмирал Барри правильно сказал, что это была «смелая атака, которая наверняка войдет в историю как одна из самых отважных операций всех времен». Лейтенанты Плейс и Камерон были награждены Крестами Виктории за выдающуюся отвагу. Однако они вместе с остальными 4 уцелевшими моряками провели остаток войны в лагерях военнопленных. Хотя все офицеры и матросы, участвовавшие в операции, заслуживают самых высоких благодарностей, многочисленные поломки материальной части показывают, что миджеты были слишком сырым и непроверенным оружием. Однако вспомним, что еще год назад Черчилль говорил, что один корабль влияет на ход всей морской войны, и его нужно вывести из строя любой ценой. Хотя после атаки миджетов «Тирпиц» остался на плаву, он больше не являлся действующей единицей. Флот Метрополии получил долгожданную передышку, которая облегчила проводку русских конвоев.
Глава 12
Последний поход «Шарнхорста»
А теперь мы должны ненадолго вернуться к событиям начала лета 1943 года, чтобы рассказать, что творилось во Флоте Метрополии. 8 мая, после 2,5 лет командования, отмеченных большими событиями и успехами, адмирал сэр Джон Тови сдал командование своему заместителю адмиралу сэру Брюсу Фрезеру. Этот офицер обладал большими техническими знаниями и выдающимися тактическими талантами. Но ресурсы, имевшиеся в его распоряжении, оказались даже более скудными, чем у его предшественника. В частности, на все действия флота влияло отсутствие авианосцев. «Викториес» был отправлен на Тихий океан, чтобы помогать американцам. У Фрезера остался только ветеран «Фьюриес», который завершал свою долгую службу и в данный момент вообще стоял в доке. В августе прибыли американские корабли: авианосец «Рейнджер», тяжелые крейсера «Огаста» и «Тускалуза» и дивизион эсминцев. Но эсминцев все равно не хватало. Когда в июне адмиралу Фрезеру сообщили, что осенью возобновится проводка русских конвоев, он сказал, что видит только две веские причины для этого. Первая: доставка грузов в Россию по северному маршруту жизненно важна для ведения войны; вторая: конвои могут вынудить немецкие корабли вступить в бой. Он сомневался в том, что эти конвои так важны для России. В отношении второй причины Фрезер не думал, что немецкая эскадра осмелится выйти в море, если только ей не представится шанс уничтожить слабо защищенный конвой либо атаковать поврежденный линкор или авианосец. Однако еще до того как Адмиралтейство успело высказать свое мнение по данному вопросу, произошли события, описанные в предыдущей главе, и стратегическая картина в Арктике изменилась. Кроме того, в августе адмирал сэр Дадли Паунд был вынужден уйти в отставку по болезни. На посту Первого Морского Лорда его сменил адмирал сэр Эндрю Каннингхэм. Нам следует отдать должное блестящим качествам адмирала Паунда и тому, как он поддерживал славные традиции Королевского Флота в первые — самые тяжелые годы войны. Но это стало большой удачей, что его сменил такой блестящий командир. Если у Черчилля и были сомнения относительно возможности сработаться с новым Первым Морским Лордом, они вскоре рассеялись. Каннингхэм был откован в нельсоновской кузне. Королевскому Флоту требовался именно такой главнокомандующий, когда война вступила в завершающую фазу и требовалось вести наступление на всех фронтах.
Черчилль в своих воспоминаниях пишет, что 21 сентября русский министр иностранных дел Молотов вызвал британского посла в России и потребовал немедленно возобновить проводку конвоев. Он также приводит текст телеграммы, отправленной Сталину, в которой говорится, что возобновление конвоев станет «не предметом торга или сделки, а выражением наших честных намерений». В своем ответе Сталин отверг эти высокопарные заверения и снова связал поставки снабжения северным маршрутом с операциями советских армий. Весьма деликатный вопрос истинного значения арктических конвоев для России мы выясним позднее, но интересно отметить, что в британских и американских штабах в то время царила уверенность, что заявления Сталина по этому поводу делались скорее в пропагандистских целях, чем выражали истинные потребности России. В данном случае ответ Сталина был сформулирован в таких грубых выражениях, что Черчилль отказался принять его. Он отмечает, что такой поступок произвел большое впечатление на советское правительство. В качестве нового подтверждения своего неудовольствия Черчилль приостановил отправку эсминцев, которые должны были вывести из России пустые транспорты. Министр иностранных дел Иден, который в это время находился в Москве, обсудил этот вопрос с Молотовым, который заверил, что русские высоко ценят помощь союзников.