В заключение отметим, что искусство Лопе заключается не в искажении хроники, а в создании с помощью недомолвок образа Педро Жестокого, олицетворяющего одновременно величие и тяжесть доли короля.
Руис де Аларкон использует похожую хитрость. Несмотря на то, что в его творчестве преобладают комедии, а не драмы, он, вероятно, поддался тому ореолу популярности, которым его старшему собрату, Лопе де Вега, удалось окружить образ Педро Жестокого. Создается впечатление, что обеление памяти этого короля стало профессиональной обязанностью театральных авторов и все хотят внести свой вклад.
В развязке «Приобрести друзей», одной из лучших его пьес, он выводит на сцену короля Педро в образе нового Соломона, величественного судьи, который умеет отличать добро от зла и воздать каждому по заслугам. Спрятавшись за ковром, он все видел и слышал и появляется как даритель милосердия и справедливости.
У Монтальвана совершенно другой стиль. В своей «двухдневной» трагедии «Дверь Макарены», написанной почти сразу после смерти Лопе, учеником и коллегой которого он был, он вольно обращается с историей и пытается пересмотреть хронику Айялы, приукрасив ее несколькими сюжетами, выдуманными специально для театра.
В действительности Монтальван вовсе не хочет представить нам короля с чертами добродушного монарха, а его стремление к исторической точности вынуждает не скрывать его жестокости. Но он пытается оправдать Педро, описывая злость и интриги других актеров драмы — Фадрика ла Падильи и в первую очередь королевы Бланки.
Он делает из несчастной принцессы, игнорируя историческую правду, неверную супругу и заговорщицу, казнь которой выглядит единственным способом защитить трон. Не граф Траста-марский, поднявший французов против короля Кастилии, убивает короля Педро — нужно уважать личность будущего Энрике II… — а погибает он от руки жестокого дю Геклена, который вероломно заманил его в свой шатер.
Это драматическое произведение, которое в литературном отношении едва ли достойно пера известного автора «Теруэльских любовников», беспричинно искажает правду, что даже не объясняется, как у Лопе, стремлением прославить монархический принцип. Но уже в ту эпоху театр служил источником знаний по истории, и Мон-тальван таким образом, поддерживая смелую легенду о «борце за справедливость», укреплял доверие к ней зрителей.
Самое популярное восхваление короля Педро принадлежит Кальдерону де ла Барка. Его знаменитая комедия «Врач его чести», появившаяся в 1637 году, вероятно, одновременно с пьесой Монтальвана, считается, по мнению многих, в частности Менендеса-и-Пелайо, образцом жанра и одним из лучших его произведений. Впрочем, он, возможно, позаимствовал ее сюжет из одной последней пьесы Лопе о Педро Жестоком под таким же названием, пьесы настолько посредственной, что нет уверенности в авторстве Лопе.
Нет смысла пересказывать сложный сюжет этого произведения, основная мысль которого — некая теория семейной чести, как ее мрачно и строго проповедовала мораль средневековья. Разве что следует отметить, что король Педро играет в ней роль величественного и мудрого судьи, и показывает себя хранителем основ, чтящим семейные традиции старой Испании.
Поскольку сам король в сюжете занимал скромное место, то показательно, что, представляя защитника долга и добродетели, Кальдерой выбрал из длинной вереницы кастильских правителей того, кто меньше всего похож на этот образ. Неужели пьеса стала бы менее интересной, если бы клятву чести произнесли Альфонсо X, Изабелла Великая, Карл V?.. В этом проявляется горячее желание поддержать легенду о «борце за справедливость», что подтверждают разные фрагменты текста.
Вот, например, как король объясняет свои ночные прогулки по Севилье, которые, по словам Айялы, давали ему еще одну возможность подебоширить и подраться:
«Я гуляю по ночам по улицам этого города, так как хочу знать, что в нем происходит… таким образом, я знаю все обо всех и могу предпринять соответствующие меры».
А дон Диего ему отвечает:
«Хорошо, что король является бдительным Аргусом в своем королевстве…»
В большой сцене между доном Гутьером и Педро первый восклицает:
«Ты, великий король, увенчанный Божественной благодатью, ты, Аполлон Испании, ты, Атлант Кастилии, на плечах которого светится шар из сапфира и алмаза… я жду, когда ты восстановишь мою честь, и я, таким образом, вновь обрету ее».
То, что Кальдерой не нашел персонажа лучше Педро Жестокого на роль судьи и хуже графа Трастамарского на амплуа обвиняемого в пьесе, где подобные роли мог бы сыграть любой другой государь или предатель, что были в истории Кастилии, явно говорит о стремлении реабилитировать Педро Жестокого. Подобное стремление, конечной целью которого была защита трона и династии, ранее вдохновляло Лопе и Мон-тальван.
Менее чем через двадцать лет, еще при правлении того же Филиппа IV, теперь уже Морето проникнется подобным желанием в драме «Мужественный судия» — не самой лучшей из его драм. Но не только великие драматурги XVII века ставили перед собой задачу прославить Педро Жестокого и вывести его на сцену. Писатели менее известные, хотя в свое время и весьма популярные, пошли за ними следом и тоже постарались представить его как борца за справедливость и реформатора общества.
За исключением Андреса де Кларамонте, который в своем произведении «Не буду пить эту воду» втягивает Педро в запутанную любовную историю, но показывает его скорее в истинном свете, Белес де Гевара в «Сатане в Кантилане», Энрике Гомес в «К чему обязывает честь», Хуан де ла Ос в «Жане Паскале Горце» соревновались в снисходительности и даже в восхищении в его адрес.
Последний автор стоит того, чтобы рассказать о нем подробнее. Именно его перу принадлежат знаменитые истории о «Старухе с лампой» и «Сапожнике». Лопе уже упоминал их в «Приемах у короля Педро», а двести лет спустя они вдохновят испанских романтиков, в частности Сорилу и герцога де Риваса. Эти истории заслуживают особого внимания хотя бы еще и потому, что свидетельствуют о переменах в легенде о Педро. Такие изменения со временем и благодаря тому, что мы сейчас называем театральной рекламой, в итоге совершенно переписали историю и сделали общепризнанным народным мнением то, что начале было не более чем робкой попыткой оправдания со стороны нескольких сторонников.
Мы оказываемся в Севилье 1354 года, в тот момент, когда, избавившись от опеки Альбукер-ка, король играет в Гарун-аль-Рашида и каждую ночь носится в поисках приключений от одной таверны к другой. На углу улицы он ссорится с незнакомцем, бросает ему вызов и убивает его. Судебные приставы начинают расследование. Единственным свидетелем поединка была старая женщина, которая на почтительном расстоянии шла за ним при свете лампы candilejo, масляной лампы. Она не смогла разглядеть лица убийцы, но уточнила, что «его колени при ходьбе издавали странный звук». Этот небольшой физический недостаток вместе с другими уликами выдает короля. Педро очень благородно сознается в преступлении, за которое полагается обезглавить преступника. Чтобы соблюсти принцип его неприкосновенности и учесть требования закона, он приказывает, чтобы его гипсовую голову с короной поставили в нише на месте драки как искупительное напоминание, а старухе он дарит кошелек с золотом.
