Владимирский-Буданов ответил Сергеевичу и Дебольскому указанием на то, что «слово “закуп” дожило до довольно поздних времен в западнорусском языке: в 1539 г. “жид” Городненский жаловался судье на Понарчица и его жену в том, что они запродали зятя своего и жену его в рубле грошей пану Внучку, который продержал запроданного один год и выпустил ему “выпусту” из занятого рубля 20 грошей; а потом пан перевел того закупа “жиду” за 70 грошей, у “жида” он служил один год и получил “выпусту” 26 грошей; затем ушел прочь и остальных 54 грошей не возвратил. Судья присудил уплатить истцу 54 гр. Это не наемный слуга, ибо здесь не сроком работы определяется сумма денег, а суммою денег – срок работы (перезалог закупа, запрещенный Русской Правдой, здесь допускается)… О ролейном закупничестве Русская Правда говорит как об особом виде закупничества. Ролейный закуп получает от господина ссуду (иначе он не был бы закупом), орудия обработки земли… он должен возвратить (или отслужить) хозяину за ссуду и подмогу. Но он не дворовый слуга: барщина не превращает крестьянина в дворового слугу» [22; с. 35, примеч.].
Не принял юридической концепции закупничества Сергеевича и Н. А. Рожков. Допуская «даже», что термин «наймит» не переводный с греческого (μίσϑωτός), а оригинальный, Рожков самое большее считал возможным сделать из этого только тот вывод, что «в Киевский период русской истории наем сливался иногда с другими гражданскими сделками, плохо от них различался». Второй аргумент Сергеевича (значение слова «купить») Рожков считал «совершенно не выдерживающим критики: в той же Русской Правде слово “купить” употребляется всегда в обычном смысле, в том же, как и теперь, а вовсе не в значении “нанять”… Наконец, в-третьих, купа – вовсе не наемная плата, а заемная сумма, получавшаяся закупом, что подтверждается и словом “прикуп”, означающим, между прочим, то, что человек “срезит”[241], т. е. прибыль от роста, от дачи в долг» [75; с. 58].
Возражения Владимирского-Буданова развил и обставил документально Ясинский, руководствуясь «мыслью о бесплодности всякой новой попытки пересмотреть вопрос о закупничестве, опираясь исключительно лишь на соответственные статьи Русской Правды, т. е. на [“крайне скудный”] материал, который сам по себе, как показал опыт, не разрешает, а лишь обусловливает коренные разногласия… и принуждает… прибегать ко всякого рода гипотезам и гадательным толкованиям». Отметив лишь недоумение по поводу того, «почему во всех… статьях Русской Правды, посвященных непосредственно закупам, многократно употребляемое там слово “закуп” заменяется словом “наймит” лишь один только раз [А, 61], точно случайно (заметим кстати, что в 14 списках Русской Правды… такой замены нет, и вместо “наймит” стоит, как и раньше, “закуп”)», Ясинский отводил ссылку Сергеевича на значение «купить – нанять» и собрал преимущественно литовско-русский материал XVI в., разъясняющий не только «слово “закуп”», но и юридическое существо сделки на землю и людей, скрывавшейся за этим понятием.
Но и для восточнорусского словоупотребления Ясинскому принадлежит восстановление полностью цитаты завещания 1518 г. (см. Духовная Ивана Алферьева 1518 г. [12; № 417, с. 447]), приведенной у Мейера в укороченном виде: «земли своей ни продать, ни променить, ни в закупи не поставити, ни в приданые не дать, ни по душе не дати, ни в наймы не дати…». В аналогичных документах, не сохранивших подчеркнутых слов и приведенных Павловым-Сильванским [64], Сергеевич не находил противопоказания, «почему это выражение [“в закуп дати”] не может означать права отдавать в наймы?»: цитата в воспроизведении Ясинского снимала этот вопрос начисто.
Однако «не восточная или московская Русь наиболее сохранила и развила древнерусские правовые нормы», а «западная или литовская», и «западнорусские юридические акты и памятники законодательства свидетельствуют, что в XV–XVI вв. институт закупничества еще сохранился в Литовско-Русском государстве… обнимавшем ту именно территорию, где сложилась и самая Русская Правда», и «уясняют сущность этого института». Акты Литовской Метрики, изд. Ф. И. Леонтовичем [10; №№ 222, 595, 666.] и Акты Виленской археографической комиссии [7; т. XVII, 1890. №№ 35, 90, 113, 294, 987; т. XXII, 1895. № 634] в применении к земле позволили Ясинскому установить, что:
1) «глагол “закупить” вполне тождествен с выражением “взять в заставу”, т. е. в залог»;
2) «существительное “закуп”… вполне соответствует “заставе”, т. е. залогу, закладу»; и
3) «выражения “быть в пенязех”, “держать в пенязех” означали то же, что и выражения “быть в закупе”, “меть в закупех”, “меть в заставе”, т. е. быть, держать или иметь в залоге».
То же относительно земель и в Литовском Статуте 1529 г. [разд. XI, арт. 6; разд. X, арт. 8, 9, 11; разд. II, 3; разд. V, 6, 11; разд. X, 2, 5]. Та же терминология применялась и к людям. Литовский Статут 1529 г., разд. XI, арт. 6: «теж уставуем, естли бы который жид або татарин которого колве стану хрестьянина купил або закупил [лат. перев. «emerit aut pignori acceperrit», купил или взял в залог]: …приказуем воеводам… абы того ся доведывали и каждого хрестьянина… з неволи вызволяли. А то тым обычаем: естлибы купил на вечность… по семи летех мает на волю пущон быти. А естли бы жид або татарин (кого) закупил в пенезях [лат. перев.: «si vero fuerit impignoratus Christianus», заложившийся человек], тогды уставуем таковым выпуску на каждый год… полкопы грошей (и) до тых часов мает ему (тот) закуп служити, поки с тое сумы выробится…». Там же, разд. XI, арт. 8: «О выпускании пенезей закупным людем. Теж уставуем, естли бы хто закупа [вариант в закупы] закупил мужика або жонку, а с ним не вмовил, што мает (ему) присевати або пенезей выпустити, тогды мает также с пенезей отручоно быти (мужику) 15 грошей на лето, а жонце 10 грошей». Или Литовский Статут 1588 г., разд. XII, арт. 11: «а закупным людем тым же обычаем 3 сумы пенежное выпуск быти мает, то есть тым волным, которые бы ся сами в чом запродали». Собранные Ясинским данные из актов XVI в. дают троякого рода примеры закупничества:
1) самопродажи в закупы;
2) запродажи в закупы контрагентом подвластных своих (детей и слуг разного рода);
3) закупничества, в этом смысле неопределимого по документу происхождения,—
причем в основе всех этих разновидностей лежал момент займа. Так:
1) муж жене в 1506 г. завещал «вечно и непорушно» «всю челядь свою невольную купленую», «а што в него заставлены были люди и земли… то ей же отписал тым обычаем: естли кто ближних всхочет тое к своей руце мети, тот мает тые пенязи ей отдати, в чем мужу ее были тые люди и земли… заставлены», – что в королевской жалованной грамоте, подтвердившей завещание, было формулировано следующим образом: «а што ся тычет закупных людей и земель… за то она мает пенязи взяти, естли хто ближних всхотят тые пенязи отложити, а… челядь невольную… мает держати она вечно» [11; № 768, с. 195];
